Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

Он спустился вниз и принялся за еду. Внезапно он вспомнил, что однажды уже был в этой гостинице. Он проживал здесь ровно шестнадцать лет назад. В то время он уже служил в полиции и занимался убийством в такси. Его расследовали в течение трех или четырех дней. Если бы тогда он знал то, что ему известно сейчас, то наверняка смог бы раскрыть загадочное убийство Тересы в течение десяти минут.

Рённ думал об Ульссоне и счете, обнаруженном в кармане рубашки Йёранссона. Во вторник днем ему кое-что пришло в голову, его начала мучить какая-то смутная мысль, и он пошел к Гунвальду Ларссону. Несмотря на сдержанные отношения на службе, Рённ и Гунвальд Ларссон были друзьями, о чем мало кто знал. Они вместе провели рождественский вечер и новогоднюю ночь. Известие об этом невероятно удивило бы большинство их коллег.

– Я думаю об этом листочке с буквами «Б» и «Ф», – сказал Рённ. – В списке, составленном Меландером и Кольбергом, есть три человека с такими инициалами: Бу Фростенссон, Бенгт Фредрикссон и Бьёрн Форсберг.

– Ну?

– Можно было бы незаметно понаблюдать за ними, посмотреть, не похож ли кто-нибудь из них на Ульссона.

– А ты знаешь, где их нужно искать?

– Меландер, наверное, знает.

Меландер знал. Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добыть информацию, что Форсберг находится дома, а после обеда придет в свой офис в центре. Обедать он должен был с одним из клиентов в двенадцать часов в «Амбассадоре». Фростенссон был на киностудии в Сольне, он играл небольшую роль в фильме Арне Маттссона[192].

– А Фредрикссон пьет пиво в «Десятке». Его там всегда можно найти.

– Я поеду с вами, – довольно неожиданно заявил Мартин Бек. – Возьмем автомобиль Монссона. Ему я дал один из служебных автомобилей.

Бенгт Фредрикссон, художник и забияка, действительно сидел в пивной в Старом городе. Он был очень толстый, с буйной запущенной рыжей бородой и взъерошенными седыми волосами. Он уже был пьян.

Директор фильма провел их по длинным узким коридорам в угол большого киноателье в Сольне.

– Фростенссон будет сниматься через пять минут. Это его единственный эпизод во всем фильме.

Они встали на безопасном удалении, однако сюда тоже доставал резкий, яркий свет прожекторов. Они видели декорации, позади которых на полу змеились перепутанные электрические кабели. Декорации изображали, судя по всему, магазин.

– Внимание! – крикнул режиссер. – Тишина. Камера. Мотор!

Человек в высоком колпаке пекаря и белом фартуке вошел в поток света и сказал:

– Слушаю вас. Чем могу служить?

– Стоп! – зарычал режиссер.

Фростенссону пришлось пять раз повторять одну и ту же фразу. Это был худой лысый мужчина, он заикался, уголки рта и веки у него нервно подергивались.

Спустя полчаса Гунвальд Ларссон притормозил в двадцати пяти метрах от калитки виллы Бьёрна Форсберга в Стоксунде. Мартин Бек и Рённ скорчились на заднем сиденье. В открытую дверь гаража был виден большой черный «мерседес».

– Ему уже пора выезжать, если он не хочет опоздать на обед.

Они ждали минут пятнадцать. Наконец дверь дома открылась, и на крыльцо вышел мужчина в сопровождении привлекательной блондинки, пса и девочки лет семи. Женщину он поцеловал в щеку, девочку обнял и приподнял. Потом широким быстрым шагом направился к гаражу, сел в машину и выехал из гаража. Девочка посылала ему воздушные поцелуи, что-то кричала и смеялась.

Бьёрн Форсберг был высокий и стройный. Его неописуемо красивое лицо с крупными чертами и открытым взглядом походило на те, которые изображают на иллюстрациях к романам, публикуемым еженедельниками. Он был загорелый, двигался ловко и пружинисто. Он выглядел очень молодо, с непокрытой головой, волнистыми, зачесанными назад волосами, в светло-сером плаще. Ему никак нельзя было дать его сорок восемь лет.

– Как Ульссон, – сказал Рённ. – Особенно фигура и одежда, этот светлый плащ.

– С той разницей, – произнес Гунвальд Ларссон, – что Ульссон на свое барахло потратил три сотни три года назад на дешевой распродаже, а этот уплатил за свой плащик эдак тысяч пять. Однако такие, как Шверин, этой разницы не замечают.

– Честно говоря, я тоже, – признался Рённ.

– А я замечаю, – заявил Гунвальд Ларссон. – Есть еще на свете люди, которые знают толк в хорошей одежде. Если бы не это, можно было бы построить бордели на всей Сэвил-роу[193]

.

– Где? – изумленно спросил Рённ.

Кольберг совершенно выбился из расписания. Отчасти потому, что проспал, отчасти оттого, что погода была отвратительная как никогда. К половине второго он смог доехать до мотеля на окраине Линчёпинга. Он выпил кофе, съел пирожное и позвонил в Стокгольм.

– Ну как, ты выяснил?

– Только у девяти из них были автомобили летом пятьдесят первого года, – сказал Меландер. – У Ингвара Бенгтссона был новый «фольксваген», у Руне Бенгтссона – «паккард», модель сорок девятого года, у Кента Карлссона – «ДКВ» тридцать восьмого года выпуска, у Уве Эрикссона – старый «опель-капитан» довоенной модели, у Бьёрна Форсберга – «форд-ведетта», модель сорок девятого года выпуска…

– Стоп. А еще у кого-нибудь из них был такой же автомобиль?

– «Форд-ведетта»? Нет.