Розенкранц и Гильденстерн мертвы

– Стоп, давай все по порядку... Пробуждение. Какой-то тип барабанит в ставни. Какой-то рассвет, нас окликают по имени. Письмо, приказ... Новый рекорд в орлянку. Никто не встречает... Мы покинуты... Чтоб самим выбрать путь... И есть какое-то направление... Надо подумать.

Розенкранц (встревоженно, прислушивается).

– Слушай... Слушай...

Гильденстерн.

– Ну?

Розенкранц.

– Я слышу – кажется, я слышал – это музыка.

Гильденстерн встает.

Гильденстерн.

– Где?

Розенкранц.

– Словно оркестр. (Озирается и смущенно улыбается.) Звучало словно оркестр. Барабаны.

Гильденстерн.

– Ну и что?

Розенкранц

(успокаиваясь).

– Наверно, почудилось.

Гильденстерн.

– «Красное, синее и зеленое – реально. Желтое – мистика». Общее место. Плюнь и забудь.

Розенкранц (на краю сцены).

– Может – гром. Как барабаны...

К концу нижеследующего монолога действительно становятся слышны звуки оркестра.

Гильденстерн.

– Человек, прерывающий свое путешествие из одного места в другое в третьем месте, лишённом названия, отличительных признаков, населения и вообще значения, видит единорога, который пересекает его тропинку и исчезает в лесу. Это поразительно уже само по себе; но известны случаи еще более таинственных встреч – и – уж во всяком случае, есть масса способов объяснить это просто как фантазию. Но – «Господи, – восклицает вдруг человек, оказавшийся рядом, – я, кажется, сплю, потому что я видел единорога». Что сообщает происходящему уже довольно тревожный оттенок. Третий же свидетель уже не просто усиливает тревогу – он как бы расширяет реальность происходящего, растягивает ее, делает ее тоньше; а четвертый свидетель – еще тоньше, и чем больше свидетелей, тем скорей это становится столь же тонким, как реальность, или тем, что называется общественным мнением... «Смотрите! Смотрите! – восклицает толпа. – Лошадь со стрелой во лбу! Какой-то охотник принял ее за оленя».

Розенкранц (возбужденно).

– Я убежден, что это оркестр.

Гильденстерн (устало).

– А он убежден, что это оркестр.

Розенкранц.

– Идут!

Гильденстерн

(в последнюю минуту перед появлением новых персонажей, грустно).

– Жалко, что не единорог. Было бы лучше, если б единороги.

Появляются актеры в количестве шести человек, включая мальчика Альфреда; двое толкают и катят перед собой тележку, полную костюмов и других принадлежностей; с ними – барабанщик, трубач, флейтист. Глава группы – 1-й актер – без инструмента. Он первым замечает Розенкранца и Гильденстерна и поднимает руку.

Актер.

– Сто-ой!

Труппа поворачивается и останавливается.

(Радостно.) Публика!

Розенкранц и Гильденстерн приподнимаются.

– Не двигайтесь!

Они садятся. Он любовно их разглядывает.

– Превосходно. Чудно! Хорошо, что мы подвернулись.

Розенкранц.

– Для кого? Для нас?

Актер.

– Будем надеяться, что так. Однако – встретить двух джентльменов на дороге – впрочем, нельзя же их встретить вне дороги.

Розенкранц.

– То есть?

Актер.

– Во всяком случае, мы встретились, и как раз вовремя

Розенкранц.

– В каком смысле?

Актер.

– Видите ли, мы, так сказать, ржавели, и вы столкнулись с нами в момент нашего – э-э-э-э – упадка. Завтра об эту же пору мы бы уже начисто забыли все, что умели. Мысль, не правда ли? (Щедро смеется.) Пришлось бы вернуться к тому, с чего начали, – к импровизации.

Розенкранц.

– Бродячие акробаты, так, что ли?

Актер.

– Можно и покувыркаться, ежели это вам по вкусу; а поскольку времена таковы... Во всяком случае, за несколько звонких монет можем выдать вам полный набор леденящих кровь сюжетов, героев и трупов – в рифму и так – преимущественно перепетое с итальянского – и вообще – чего не сделаешь за пару звонких – даже в одной монете и то музыка.

Все актеры буквально расцветают и кланяются.

– Трагики, к вашим услугам.

Розенкранц и Гильденстерн встают.

Розенкранц.

– Мое имя Гильденстерн, а это – Розенкранц.

Гильденстерн делает ему замечание.

(Без смущения.) Виноват, его имя Гильденстерн, а Розенкранц – это я.

Актер.

– Очень приятно. Конечно, мы играли и перед большей аудиторией, но ведь и качество тоже кой-чего стоит. Я вас сразу признал...

Розенкранц.

– И кто же мы?

Актер.

– ...как собратьев по искусству.

Розенкранц.

– Интересно, а я думал, мы – джентльмены.

Актер.

– Ну, одни считают, что мы для вас, другие, что вы для нас. Это две стороны одной монеты. Или одна сторона – двух, поскольку нас тут так много. (Снова кланяется.) Не аплодируйте слишком громко – этот мир слишком стар.

Розенкранц.

– В чем вы специализируетесь?

Актер.