Розеттский ключ

— А вы все, — прохрипел он своим приятелям, — тоже послушайте меня. Лучше не ссорьтесь с этим американцем. Иначе вам придется иметь дело со мной. Мы с ним теперь товарищи, так вот.

Он заключил меня в медвежьи объятия.

— Не касайся клинка сабли, приятель!

— О да.

Он резко отскочил назад.

— Итак, мне понадобится твоя помощь в создании новой магической силы, но на сей раз против французов. Мне нужен сильный парень, который сможет крутить мое устройство, как сам дьявол. Ты способен на такое, Нед?

— Если ты не будешь трогать меня.

— Нет, мы же рассчитались, — подтвердил я. — Теперь будем друзьями.

Наступило временное затишье, французы, копошась как муравьи, прорывали ходы к стенам Акры, расставив по местам оставшиеся у них пушки. Они копали, а мы выжидали, с вялым, изматывающим осажденный город фатализмом. Началась Святая неделя, и в праздничном настроении Смит и Бонапарт решили устроить обмен пленными, захваченными в набегах и перестрелках. Джеззар, словно неугомонный мартовский кот, расхаживал по крепостным стенам, тихо призывая проклятия на головы христиан и всех неверных, а потом уселся в свое массивное кресло в угловой башне, стараясь собственным свирепым видом придать куражу унылым солдатам. Я корпел над электрической цепью, но мне приходилось несладко без помощи Иерихона, поскольку Мясник, Смит и Фелипо закидывали наш подвал срочными заказами новых партий оружия и снарядов. В ближнем бою на этих бастионах холодное оружие не менее важно, чем требующее перезарядки огнестрельное.

Большая нагрузка не позволяла толком отдохнуть. Наш металлург со смахивающим на ангела лицом стал более взвинченным, его глаза окружили темные тени. Французские орудия грохотали круглосуточно, Иерихон уже забыл, как выглядит дневной свет, и его все больше тревожила наша возрастающая близость с Мириам. Кроме того, этот безотказный трудяга излишне серьезно относился к порученной работе. Он колотил своим молотом и днем и ночью, когда мы с Мириам, разойдясь по разным углам арсенала, в изнеможении проваливались в короткий сон.

А посему именно кузнец разбудил нас в предрассветных сумерках двадцать восьмого марта, когда усилившаяся дробь французских орудий возвестила о надвигающейся атаке. От пушечного обстрела содрогались потолочные балки даже в глубинах дворцового подвала Джеззара. Нас осыпало облаками пыли, а огонь в горне от таких сотрясений запылал с новой силой.

— Французы решили испытать прочность нашей обороны, — неуверенно предположил я. — Не выпускай отсюда сестру. Вы оба представляете больше ценности как мастера по металлу, чем как мишени.

— А вы?

— Устройство еще не готово, но я пойду посмотрю, как можно использовать нашу цепь.

Время едва перевалило за четыре часа утра, и пандусы еще освещались факелами. Меня увлек вверх на стены поток турецких солдат и английских моряков, ругавшихся на разных языках. С верхнего парапета обстрел напоминал непрерывный раскатистый гром, иногда усиливаемый попаданием в кладку пушечных ядер или прорезаемый дикими воплями тех, над чьими головами они пролетали. Французская сторона озарялась вспышками света, показывающими, где стояли их пушки.

Смит со странной улыбочкой вышагивал за отрядом морской пехоты. Фелипо как безумный носился по стенам, общаясь с солдатами на причудливой смеси французских, английских и арабских слов, дополняемых страстной жестикуляцией при определении наводки городских пушек. На угловую башню подняли сигнальные фонари, чтобы обеспечить поддержку корабельной артиллерии.

Старательно вглядываясь в предрассветный мрак за стенами города, я не смог увидеть там вражеских отрядов. Позаимствовав чей-то мушкет, я наугад выстрелил в сторону французов, надеясь спровоцировать их на ответные выстрелы и таким образом определить местоположение противника, но эти вояки строго соблюдали дисциплину. Поэтому я пошел к башне вслед за Фелипо. Стены вздрагивали, как дерево под ударами дровосека.

Наши орудия тоже начали огрызаться в ответ, их вспышки пробивали кратковременные бреши в ураганном грохоте французской артиллерии, но также давали вражеским канонирам возможность прицелиться. Ядра полетели выше, а потом снаряд ударил по верхнему зубчатому краю парапета, и обломки камня разнеслись во все стороны, как осколки гранаты. Взорванная турецкая пушка покачнулась и рухнула, раздались вопли солдат, ослепленных взрывом.

— Чем я могу помочь? — спросил я Фелипо, старательно подавляя естественную дрожь в голосе.

От грохота орудий у меня заложило уши. Стены крепости и рва порождали эхо, усиливая громкость взрывов, а кроме этого в воздухе стояла едкая и одуряющая пороховая вонь.

— Позовите Джеззара. Он единственный человек, которого турки боятся больше, чем Наполеона.

Я с удовольствием ухватился за это поручение и, вернувшись во дворец, едва не столкнулся в покоях паши с Хаимом Фархи.

— Нам нужен ваш хозяин, чтобы подбодрить его солдат!

— Его нельзя беспокоить. Он в гареме.