Рожать придется дома

— Пусть тебя тошнит сколько угодно, — на деловой лад заметил Фрэнк, — только принеси сюда бензопилы. И ты… и ты… ты… и ты. — Последнее «ты» относилось к его внучатому племяннику Бобу.

— Я не могу, дядя Фрэнк, — с трудом выдавил Боб. Он оглянулся по сторонам и увидел пять или шесть своих друзей и соседей, распростертых на густой траве. Они были живы — всего лишь упали в обморок. Большинство из них видели, как поднимались из могил их собственные родственники. Бак Харкнесс, лежавший возле осины, только что разнес прицельным огнем свою покойную жену и потерял сознание, увидев, как ее кишащие червями мозги страшным серым потоком вырвались из затылка. — Я не могу. Я… — запинаясь, промямлил Боб.

Рука Фрэнка, искореженная артритом, но твердая, как камень, хлестнула его по лицу.

— Ты можешь и сделаешь это, приятель, — сказал он.

Боб отправился за бензопилами вместе с остальными.

Фрэнк Даггетт мрачно посмотрел им вслед и потер грудь — изнутри начали накатывать приступы боли, пробегая по левой руке до локтя. Он был стар, но не глуп, он отлично понимал, что означают эти приступы и чем они кончатся.

— Он сказал мне, что у него должен произойти разрыв сердца, и постучал по груди, когда говорил это, — продолжал Дэйв, положив для большей наглядности руку на выпуклый грудной мускул над самым своим соском.

Мэдди кивнула в знак того, что поняла.

— Если что-то случится со мной, прежде чем вся эта мерзость закончится, — сказал он, — ты, Дэйви, вместе с Бертом н Оррином возьмитесь за дело. Бобби — хороший парень, но мне кажется, что он немного струсил — по крайней мере на несколько минут. А ты знаешь, иногда, когда мужчина теряет храбрость, она не всегда к нему возвращается.

Мэдди снова кивнула, думая о том, как она благодарна судьбе за то — как глубоко благодарна, — что она не мужчина.

— Затем мы занялись тем, что привели все в порядок, — сказал Дэйв. Мэдди кивнула в третий раз, однако теперь она что-то произнесла, потому что Дэйв сказал ей, что он может дальше не рассказывать, если ей трудно слушать это; он с радостью замолчит.

— Нет, я могу выдержать все, что ты говоришь, — тихо произнесла она. — Ты удивишься, Дэйви, как много я могу выдержать. — Он с удивлением посмотрел на нее, но Мэдди отвернулась, и он не увидел секрета, скрытого в ее взгляде.

* * *

Дэйв не знал этого секрета, потому что его не знал никто на Дженни. Именно этого добивалась Мэдди, и она собиралась вечно хранить секрет. Было время, когда она в синей темноте потрясшего ее шока притворялась, что справляется с собой. А затем случилось что-то, что заставило ее взять себя в руки. За четыре дня до того, как островное кладбище выбросило на поверхность скрытые в нем трупы, перед Мэдди Пейс встал простой выбор: взять себя в руки или умереть.

Она сидела в гостиной, пила по глотку из стакана брусничное вино, которое они с Джеком приготовили в августе прошлого года — время казалось невероятно далеким, — и занималась чем-то столь обыденным, что вызывало смех. Она вязала вещи для маленького. Точнее, вязала маленькие ботиночки. Но что еще ей оставалось делать? Ей казалось, что какое-то время никто не станет посещать магазин для младенцев в супермаркете Эллсуорта.

Что-то ударило в окно.

Наверное, летучая мышь, подумала она, подняв взгляд. Ее вязальные спицы, однако, замерли в руках. За окном что-то большое, обвеваемое ветром, рывками двигалось в темноте. Керосиновая лампа была слишком яркой и отбрасывала отражение от оконных стекол. Она протянула руку и подвернула фитиль. Стук раздался снова. Стекла задрожали. Она услышала, как засохшая замазка сыплется на оконную раму. Джек собирался вставить новые стекла, вспомнила она и подумала: может, он за тем и вернулся. Но это безумие, он на дне океана, но… Она сидела, склонив голову набок, руки с вязаньем неподвижно застыли на коленях. Маленький красный башмачок. Синие она уже кончила вязать. Внезапно она почувствовала, как обострился ее слух. Шум ветра. Отдаленные удары прибоя на Крикет-Ледж. Дом тихо постанывал, словно старая женщина, устраивающаяся поудобнее в постели. Тиканье часов в коридоре.

— Джек?

— спросила она тихую ночь, которая больше не была тихой. — Это ты, милый? — И тут окно разбилось, и сквозь него в гостиную влез не прежний Джек, а скелет с истлевшими кусками плоти, свисающими с костей.

Его компас все еще висел на шее. На нем выросла борода водорослей.

Ворвавшийся в гостиную ветер покрыл его занавесками, как облаком. Скелет упал, затем поднялся на четвереньки и посмотрел на нее черными глазницами, полными мелких ракушек.

Скелет издал глухое ворчание. Челюсти, лишенные плоти, открылись, и скрипнули зубы. Он был голоден… однако на этот раз его голод нельзя было удовлетворить куриным супом с лапшой. Даже если это суп из консервных банок.