Рождение

– Отставить разговоры! Будешь делать что я сказал, – сурово сдвинув брови, оборвал Перебийноса ротный. А затем, смягчившись, пояснил: – Пойми, старшина, нам ночь, целую ночь держаться! И в начале мне твой десяток автоматов – нешибкая подмога. На первую атаку стволов хватит… ну, я думаю. А ежели немцы так попрут, что не хватит, – и твой десяток не поможет. А вот дальше… Так что ты – моя последняя надежда будешь. Нет, не отбиться – остановить. Если даже фрицы на обход не решатся – сиди до последнего. А уж когда они вот сюда, на гребень, заберутся, а никого из нас, чтобы их задержать, уже не останется – вот тогда и ударь! Чтобы они снова остановились, Чтобы на тебя развернулись. Чтобы дальше не пошли. И чтоб наши успели сюда подойти и их, гадов, прищучить. Понятно?

– Так точно, командир, – слегка дрогнувшим голосом отозвался старшина Перебийнос. Ему предстояло самое сложное, что только может выпасть на войне: ждать, пока не убьют всех своих…

– Вот и ладушки, – повторил любимую присказку ротный. – Ну все, иди к своим. Вон солнце уже почти село.

* * *

Они не опоздали. Когда бойцы, сторожко, стараясь не шибко колыхать уже подросшую кукурузу, выдвинулись к береговому обрезу, на западе еще алела узкая полоса. Зато за их спиной небо было уже черным-черно. Старший лейтенант Воробьев сдвинул каску на затылок и вытер вспотевший лоб. Успели. Справа и слева маячили фигуры выделенных взводными связных, ибо ни о какой организации телефонной связи и речи быть не могло. Он прислушался. Впереди, на противоположном берегу, кукуруза колыхалась слишком сильно, а легкий ветерок время от времени доносил обрывки немецкой речи. Похоже, немцы также начали выдвижение к реке. И им было, пожалуй, посложнее, поскольку они еще волокли плоты. Что ж, значит, скоро нач…

Гаубицы рявкнули еще до того, как ротный закончил мысль. Он обернулся, и когда столбы разрывов накрыли его недостроенный КНП, злорадно усмехнулся. А вот вам, суки, выкуси! И так у вас со снарядами – швах, так мы еще вас и обдурили. Давайте, тратьте их на то, чтобы перекопать землю! Он снова развернулся в сторону противника и мановением руки подозвал к себе одного из посыльных:

– Передай по цепи: огонь только по команде!

Немцы рванулись дружно. Сомкнутые группы солдат в грязно-зеленых мундирах, вынырнув из кукурузы, бегом бросились к реке, волоча крепко связанные плоты. Но за ними бежали цепи солдат уже без всяких плотов. Эти, похоже, должны были преодолеть реку вплавь. А может, вплавь должны были идти все, а плоты предназначались только для оружия и средств усиления. Не важно, сейчас увидим, Старший лейтенант Воробьев дождался, пока плоты, на которых фрицы действительно переправляли через реку пулеметы и минометы, а не солдат, приблизились к его берегу на расстояние броска гранаты, и, чуть приподнявшись, прокричал:

– По плотам гранатами – огонь! Рота – огонь! И восточный берег взорвался грохотом выстрелов, заглушивших скудную, хотя все еще продолжающуюся артподготовку немцев…

Первый натиск они отбили. И практически без потерь. По докладам командиров взводов в роте появилось всего лишь одиннадцать раненых. Из них только двое тяжелых. Фрицев же покрошили знатно. Не менее полусотни положили. И все плоты расколошматили гранатами.

Сразу после того как ошеломленные немцы откатились от реки назад, ротный отдал приказ отходить к высотке, на которой весь вечер оборудовали позиции. И они успели добраться до ее подножия, когда в ночном небе снова засвистели снаряды немецких гаубиц и мины присоединившихся к ним минометов. Судя по разрывам, они у фрицев были малого, ротного калибра, и потому в артналете на опорный пункт роты не участвовали: для такого калибра – далеко, разброс большой, да и сама мина не шибко мощная, такой только по открыто расположенной пехоте стрелять… На этот же раз они били по самому берегу. Старший лейтенант Воробьев зло оскалился. Снова обманули дурака на четыре кулака, как говорится в детской считалочке. Ну да самое главное еще впереди. Ночь-то только начинается…

Следующую атаку немцы начали через час. Но на этот раз артналет оказался совсем коротким, да еще и очень рассеянным. Сначала немцы опять ударили по уже опустевшему берегу, а когда к реке подошла их пехота, теперь уже безо всяких плотов, перенесли огонь на пустое кукурузное поле перед высотой. Так что сами позиции на высоте, которые заняла рота, они обстреливали всего минут десять. Впрочем, хватило и пехоты. Немцы полезли густо. К тому же, судя по реву и воплям, доносившимся от приближающихся цепей, немцев перед атакой накачали шнапсом. Похоже, иначе подвигнуть пехоту на атаку у фрицев уже не получалось. Так что они ринулись в бой горланя песни и ругаясь. Да, не тот пошел немец, что в сорок первом, совсем не тот…

Ротный дал передовой цепи подтянуться метров на триста, высунулся из окопа и крикнул:

– Ковалевич, врежь-ка по реке! Они что-то на том берегу завозились. Похоже, снова плоты ладят.

– Понял! – донеслось сбоку.