Рождение гигантов

— Он вообще теперь способен работать, как машина, совершенно не устает. Даже ночью осваивает новые возможности, новое тело.

— А питание? — Это Пестель, старый друг. Видимо, он-то и гонял в Боловск с докладом, что у них тут происходит.

— Наверное, Гулливер его кормит.

— Мы прошлись над заводом, — начал ровным тоном Председатель, — и видели, что вы...

— Ворота? — Баяпошка кивнула. — Это он. До сих пор их починить не удалось.

— Настолько силен? — снова Пестель. Кажется, Баяпошка, переглянувшись с Ладой, ответила каким-то жестом.

— Эти ворота меня беспокоят, — уронил Перегуда. — Какой-то это не слишком обнадеживающий знак... Он не изменится психологически?

— Изменился, и очень сильно, — Баяпошка, оказывается, его читала. — Я не узнаю его.

— В чем проблема?

— Это новое тело... Гулливер как-то воздействует на него, — аймихоша, бывшая Ростикова жена, вздохнула. — Но как бы там ни было, я полагаю, это не страшно, у него железная воля. Он это чудище покорит.

— Ты уверена? — почему-то спросил Председатель.

— Он по-прежнему человек, если я правильно вас понимаю. А его сила, его новые умения...

Внезапно в разговор вступила Лада, которая стояла так, что Рост с помощью Гулливера видел, как она нахмурилась и отчетливо косилась в сторону всей остальной свиты, члены которой не слишком громко переговаривались между собой, вот только расслышать их было уже мудрено.

— Он разгромит теперь любую армию, даже пауков, наверное. — Лада энергично рубанула ладонью воздух, подтверждая свои слова.

— Он сам так сказал? — спросил Пестель или Перегуда, Рост не разобрал.

— Нет, — пояснила Баяпошка. — Но это очевидно.

Так, черт возьми, подумал Ростик, придется, видимо, вылезать, чтобы объясниться. А жаль... Он поднялся из реки и потопал к стоящим на холме людям, отчетливо увидев, что они слегка попятились от него, слишком он представлял собой диковинное и внушительное зрелище, наверное.

Причина его раздражения была ясна, он понял, что действительно придется выбираться из Гулливера. Даже сознание его, обычно слитое с мышлением и ощущениями гиганта, вдруг стало отделяться, разбившись на две разные сущности... Каждая со своими задачами и возможностями.

И едва он установил это, тут же пришло другое. А как же я вылезу? Ведь... я голый. Но при этом ни стыда, ни опасения, что это будет некрасиво и, пожалуй, смешно, не возникало. Вернее, не появлялось никакого нормального человеческого чувства, он все еще находился под пологом гибкой и невосприимчивой к таким проблемам психики гиганта.

Так и получилось, что он дошел до всей компании, остановился лишь метрах в двухстах, потом догадался, что ошибся... Поправил зрение, почти на человеческий аршин измерил дистанцию, которая их разделяла. Оказалось сто двадцать метров, может быть, сто семнадцать. Почему у Роста возникла способность так точно определять дистанцию, он объяснить не мог даже себе. Он сел, Гулливер, с чем-то похожим на несколько вздохов подряд, перекатился на живот, Рост отодрался от мягкой ткани, которая облегала его сзади, и впервые за очень долгое время почувствовал, что способен двигаться самостоятельно, не используя мускулы гиганта. Уперся локтем куда-то назад... И кожа, частично все еще его собственная кожа, разорвалась. Он едва не закричал от этой боли, но понимал, что это необходимо. Иначе эти дурни из Белого дома могли вообразить неизвестно что, и тогда Гулливеру пришлось бы плохо. Гораздо хуже, чем сейчас приходилось ему.

Рост отодрался лицом от маски, которая приросла к нему плотнее, чем остальные части тела. Хотя нет, все его тело срослось с Гулливером, каждый разрыв с ним вызывал обжигающую боль, словно с него сдирали кожу... И тут же его оглушила собственная слабость, неумелость, уязвимость, пожалуй, даже неполноценность.

Гулливер терпеливо ждал, похрюкивая, лежа лицом вниз. Рост осторожно, пытаясь не причинять гиганту мучений, поднялся на колени и удивился, как мало и плохо он видит, как слабо ощущает звуки, и еще в большей степени поражаясь, куда подевались все запахи. Сполз по спине огромной массы гиганта, которая еще недавно была им самим. И снова разозлился на начальство, которое причиняло ему и Гулливеру такие неудобства. Впрочем, он уже и сам мог думать, а потому все-таки решил, что и вправду, пожалуй, пора бы выйти из кокона и снова сделаться Ростиком Гриневым, самим собой, а не гигантом в этом мире слишком уязвимых людей.

От слабости он присел у гулливеровского бока, прижимаясь к нему, греясь его теплом и в то же время расцарапывая об него собственную кожу. Оказалось, что она почему-то стала слишком ранимой.

Рядом оказалась Лада, бегала она, как выяснилось, быстрее Баяпошки. Или та немного притормозила, когда заметила, что Рост голый. А ведь было время, вспомнил Рост, когда об одежде девушки из племени аймихо заботились так же мало, как о полотенце после купания в море, то есть почти никак не заботились. Или... Да, оказалось, Баяпошку вовсе не смущает его нагота, она просто его усиленно читала. И эта сосредоточенность не позволяла ей действовать слишком уж оперативно.