Рождение цивилизации

Но дальше. Уже первые шаги кроманьонца сопровождаются какими-то таинственными движениями его души, которые ярко запечатлеваются в наскальной живописи, по своим художественным достоинствам соперничающей с шедеврами коллекций Лувра и Эрмитажа. Видеть именно в них начальную искру того божественного пламени, которое горело в душе Рафаэля и Данте, Родена и Моцарта, нисколько не возбраняется, но отождествлять саму наскальную живопись с собственно искусством все равно, что отождествлять знаки, оставляемые кобелем на заборе с письменностью. Феномен искусства для своего объяснения, кроме мистического движения души художника требует тоскующую по ее откровениям какую-то другую – ответную – душу; и только ностальгия все понимающего зрителя может стать его – не менее таинственным и причастным к Богу – лоном, способным выносить это новое чудо мира. Но эту, по-видимому, вечную боль всего живого еще только предстоит пробудить:

“…Как мальчик, игры позабыв свои,Следит порой за девичьим купаньем,

И, ничего не зная о любви,Все ж мучится таинственным желаньем;Как некогда в разросшихся хвощахРевела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечахЕще не появившиеся крылья, —Так век за веком – скоро ли, Господь? —

Под скальпелем природы и искусстваКричит наш дух, изнемогает плоть,Рождая орган для шестого чувства,”

и здесь я говорю именно о таком порождении.

Я говорю о пробуждении несмертной души человечества, но его начало не в совершенстве графики пещерных фресок Ляско или Фон де Гома, не в отточенности скульптурных форм Ла Мадлена, не в пышных гиперболах женственности бесчисленных палеолитических «мадонн», но в предельно приземленной утилитарности ирригационных каналов и в циклопической чудовищности пусть и возносящихся к небу, но все еще так тяготеющих к земле мегалитов. Истоки искусства, равно как и истоки той субстанции, которая во все времена являла собой знак роскоши и богатства, лежат именно в этих бесконечно далеких, если не чуждых, гармонии гигантских нагромождениях масс, – нет ничего ошибочней предположения о том, что они навсегда похоронили в себе титанические усилия череды без цели сгинувших в них поколений, которые вполне могли бы принести гораздо большую пользу и себе и человечеству в целом.

Тезис, который отстаиваю я здесь, гласит: одни и те же механизмы лежат в основе становления всех столь различных видов человеческой деятельности; и относящееся к собственно производству, к экономике, занимает в этом вновь возникающем ее спектре отнюдь не центральное, всеопределяющее место базиса, но являет собой лишь вспомогательное, служебное начало. Справедливо утверждать, что если бы было возможно существование, вообще не обремененное необходимостью постоянного потребления, анализируемые здесь процессы являли бы собой переход именно к такой – чисто духовной форме бытия. Экономический эффект ирригации, действительно сыгравший значительную роль в истории человечества, все же занимает в его жизни не большее место, чем материальное в жизни поэта; и если допустимо пользоваться метафорами, то для проникновения в тайну невесть откуда возникающих цивилизаций необходимо видеть в них не одного большого ремесленника или земледельца, что лишь изредка освобождается от суетного и поднимает голову от земли, но одного большого художника, который, общаясь с небом, чуждой его природе силой вынужден заботиться также и о земном.

Порочность сугубо экономического взгляда на вещи состоит в том, что даже в поэте он способен обнаружить только банального потребителя, что, впрочем, не мешает ему голой потребностью, порождающей производство, объяснять и обосновывать все и вся, включая эволюцию художественных стилей. Преодоление «профессионального кретинизма» именно этого, не знающего ничего, кроме практической пользы, подхода составляет одну из задач настоящей работы. Я утверждаю, что не слепая механическая работа лежит в основе окончательного расставания человека со своим животным прошлым. «Механизм запуска» цивилизации состоит в радикальном изменении всего спектра интегральной человеческой деятельности, изначально повинующейся лишь повелительному голосу материальной нужды, в становлении принципиально новых форм бытия, воспаряющих над примитивной физиологией.