Читаем Рожденная в гетто полностью

Почти то же самое произошло в новогодний вечер у подруги Лены. У Лены муж кубинец, скульптор-сюрреалист Карденас. В доме полно людей: коллекционер барон Ульватор, художник Мансуров, Эдуард Лоб, Фредерик Миттеран и целая колония латиноамериканских художников. Играет бразильский оркестр. Шампанское льется рекой. Всем хорошо, свободно и весело. Андрюша приглашает танцевать хозяйку дома. Он развязен до предела. Хлопает ее по заду, прижимает. Муж Лены кубинец, огромный черный атлет, и таких шуток со своей женой не понимает, не понимают их и его друзья. Латиноамериканская кровь закипает в жилах. Лена быстро танец прекращает и просит нас срочно увезти Андрея. Муж и разгоряченные латиноамериканцы уже готовы его убить за оскорбление, а Андрюше все нравится. Он уходить не хочет. Мы вчетвером его вытолкали и увезли. Так закончился новогодний праздник.

Андрюша был великим фантазером и, выпив, входил в образ. Собрались они с моим мужем, Романом, покупать машину у старой вдовы, баронессы Эрера. Прямо из лифта слуга баронессы спускает их в гараж. Машина почти новая. Картинка. Покойный муж баронессы не успел на ней поездить, а для нее она только печальное воспоминание. Андрюша предыдущую машину потерял; а может быть, ее украли. На эту денег нет, а с дамой не поторгуешься. И выдал себя Андрей в очередной раз за князя. Баронесса таяла, горничная разливала из серебряного кофейника кофе по чашечкам севрского фарфора, сахар клали щипчиками. Жаловались друг другу на изменившуюся грубую жизнь, на грубость молодежи. Баронесса и князь. Просто пара в интерьере. Роман сошел за родственника из России, с которым удалось повидаться.

Баронесса машину была готова отдать почти даром, но мы ее в Москву везти не хотели, слишком хлопотно, а Андрюша решил больше сам за руль не садиться. И правильно. К баронессе князь не вернулся. Только вежливо позвонил, чтобы отказаться.

Клуб

У Романа был знакомый, влиятельный деловой человек-бизнесмен, в прошлом член правительства Де Голля, его сподвижник, герой войны, полковник, сражавшийся в Северной Африке господин Москович. Человек он был нагловатый, хвастливый, очень ловкий, умный; вел с Союзом какие-то дела на государственном уровне. Он очень любил Романа и его общество. Недолюбливал меня: при мне не нахвастаешься; я все помню. Он часто приглашал мужа поужинать, желательно одного. А тут у нас Андрюша. Роман без него не пошел бы. Пришлось приглашать и его, и меня.

Пришли мы в закрытый клуб на Рю Пресбур. В одном зале играют в карты и рулетку, в другом – ужинают. Москович, видимо, уже наигрался, так что он мирно взял меню из рук лилового, огромного негра, одетого в яркий костюм африканских стрелков-зуавов времен Первой мировой войны.

Его что-то потянуло на африканские военные воспоминания. И тут вступил Андрей:

– Коллега, вы кем командовали? Отрядом десантников? А! Так вы мой настоящий коллега. Мы просто служили совсем рядом: я руководил наземными операциями. Совсем рядом с вами.

Я не помню, шла ли у них речь о высадке войск в 44-м году или о боях с Роммелем, но только Москович говорит:

– Странно, я вас совершенно не помню. Чем вы командовали?

Андрей, не смущаясь, ответил, а Москович:

– Странно, я знал совсем другого начальника этого контингента.

Андрюша в тот период сидел в советских лагерях и, вероятно, не знал даже, что происходит за колючей проволокой и уж совсем ничего о боях в Северной Африке, но никак не уступал. Наконец напился так, что Москович этот грешок ему простил, и мы, поджав от стыда хвосты, отвезли Андрюшу домой.

Когда он был мальчишкой, в мечтах он видел себя командиром боевых отрядов французских частей в колониях. В других районах французы боевых действий почти не вели. Мог пьяный войти в кафе в чужом районе и незнакомым людям рассказывать, как он сражался и командовал в жару, в песчаную бурю африканским контингентом. Он был любознательным и начитался книг по истории Второй мировой войны.

С возрастом в Андрее появилась умиротворенная мудрость. Он почти перестал пить. Видимо, знал, что болен вялотекущим раком. Никому об этом не говорил, просто ссылался на слабость. А было ему в конце жизни восемьдесят шесть лет. Человеком он был добрейшим. Помогал как мог и своей бывшей кратковременной жене, всегда приносил пусть маленький, но подарочек. Был джентльменом-хулиганом.

День рождения

Мы всегда отмечали Андрюшины юбилейные даты. На семидесятилетие у меня была большая вечеринка. Лимонов даже пришел в смокинге. Все были разодеты, но Андрей все критиковал. Принесли подарки от Пьера Кардена, я как раз стала на короткое время представителем этого дома в Москве. Приехал огромный старинный автомобиль, шофер внес все приношения.

Веселились так хорошо, что соседи вызвали полицию. Полицейские, увидев нас и юбиляра, виновника торжества, который им в трех словах рассказал о себе, его и всех нас тоже поздравляли. Даже подняли бокал за его здоровье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное