Читаем Рожденная в гетто полностью

Тут я обрываю свои воспоминания, потому что они бесконечны.

Александр и Лиля Митта Ариела – какой мы ее помним

Мы с женой вспоминаем Ариелу, это естественно: 50 лет знакомства и дружбы. Но как-то обратили внимание на то, что по утрам за чаем то и дело вспоминаем то один, то другой эпизод, связанный с ней… И еще один… и еще…

Конечно, эти воспоминания – не полная картина и не психологический портрет. То, что застряло в памяти.

Она была боец. И всю жизнь впрямую стояла против врага – смерти, которая ей была указана врачами. Но время шло, она жила и сказала: я победила.

Враг был внутри – больное сердце, с которым люди долго не живут.

Она прожила в три раза дольше самых оптимистических предсказаний врачей.

Конечно, ее хорошо лечили и в Москве, низкий поклон профессору Абраму Львовичу Сыркину. Без него болезнь схватила бы ее намертво гораздо раньше. И врачам, которых она находила в Париже и в Лондоне. Они вытаскивали ее из предсмертных состояний, пока могли.

Но, я думаю, главное, что помогало, – это ее жизненная сила, которая каждый день противостояла ухмылке смерти, дышавшей ей в лицо всю жизнь.

Я помню ее иногда с голубым неземным лицом и синими ногтями на руках. Она говорила: плохая ночь была. Рассказывай.

И требовала каких-то впечатлений о спектаклях, выставках, фильмах…

У нее было ясное и жесткое противостояние болезни – не увядать, проявлять самый активный интерес к жизни, в рамках возможностей.

Она любила искусство во многих проявлениях: театр, живопись, музыка, дизайн.

У нее не могло быть детей. Ее два брата стали ее детьми. И бесконечное количество шелудивых уличных собак, которых она откармливала, отмывала, пристраивала в добрые руки… И еще… Да много чего… Например, она была азартным зрителем всех московских премьер.

Ну и заслуга! – скажете вы. Но много ли вы видели зрителей, которые бы посещали театр в коляске с кислородным баллоном? Это была часть ее интуитивной жизненной стратегии: «Ничто не сможет убить активный интерес к жизни. Усохнет интерес – ослабнет сопротивление». Когда болезнь обострялась и она не могла выйти из дома, она звонила и мучила расспросами, пока досконально не понимала, что там было на премьере на самом деле. По сути и в деталях. В конце я кричал:

– Ариела, от тебя родить можно! Отстань! – но по-другому она тогда не узнала бы то, что хотела знать.

Но разделим все на части, чтобы разобраться, что же она сделала реального и конкретного? Что оставила после себя?

Подруги. Это была, как, впрочем, и все у Ариелы, самая важная часть ее жизни. Я-то знаю только ее московских подруг, и то не всех. А были еще парижские подруги. В Москве были:

Ольга Яковлева – в свое время звезда театра, любимая актриса Анатолия Эфроса.

Алла Демидова – больше, чем звезда Таганки. Ее разнообразные достоинства заняли бы даже в кратком перечислении страницу.

Лена Щапова – о ней отдельный разговор.

Лиля Майорова – Митта.

Светлана Игнатенко.

Тут, как говорят, фишка в том, что каждая была объектом и предметом особых непрекращающихся забот, и самой любимой подругой.

Наверное, Алла Демидова была все-таки любимее других.

Последние годы Ариела не ездила на «Кинотавр», но требовала тщательный отчет о всех подробностях. Иногда для меня смешных, но для нее важных.

– Кто был королевой на «Кинотавре»?

Я бы провалился с ответом, но у женщин свой взгляд. Жена отвечала:

– Алла Демидова.

Ариела расцветала:

– Да! Да! Она королева! Она всегда королева! Она не может не быть королевой!

Но это не были досужие восторги, потому что Алла была одета по-парижски, скажем, не без влияния Ариелы.

Мода. Долгие годы, даже не годы, а десятилетия, когда страна была закрыта, а «модой» называлось то, что производил Москвошвей, она баулами везла из Парижа наряды. Всегда самые последние, модные, яркие, именно те, которые украшали женщину. За десятилетия до того, как в Москве стали отличать одного дизайнера от другого, Ариела сама была как передвижная выставка тенденций и мод Парижа.

Ариела со своей возможностью жить в Москве и Париже, за полвека от наших дней, показала одна из первых, как мода не просто украшает женщину, а придает ей уверенность, раскрепощает, умней может и не делает, но стимул жить и добиваться чего-то в этой жизни дает.

Для Ариелы, я думаю, каждая радость подруги была как витамин жизненной силы. «Я радую кого-то, я радуюсь этому сама – значит – живу».

Лена Щапова . Сейчас, когда Лена чуть не 20 лет Лена Брамс, и сын вырос выше отца, и по слухам унаследовал сильный характер отца, не плохо бы вспомнить, что это Ариела женила их. Ну, женила – громко сказано. С частью этих красавиц, особенно той, которая могла бы стать женой и матерью ребенка, Ариела знакомила брата. Но если не была убеждена в семейной перспективе, барышня как-то уходила в тень, чтобы дать место следующей.

В Лену она была просто влюблена. Жена помнит, как она ворвалась к нам с криком и дрожью:

– Лена больна! Она ослабла! Ей срочно нужен куриный бульон!

– Хорошо. У меня в морозилке есть курица. Она оттает, я ее сварю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное