У меня есть приятель, у которого кардиологическая клиника, доктор Морэн. Помешан на всем русском. В самом начале моего пребывания в Париже я ему давала уроки русского языка. Он готов заняться Ариелиным «случаем».
Проводят исследование. «Немыслимо, что она дожила до своих двадцати лет, – говорит мне доктор Морэн. – Когда сегодня дети рождаются с этим пороком, их оперируют в самом начале. Без операции они умирают младенцами. Ариеле нужно срочно возвратиться в семью на родину…»
Чтобы получить визу на возвращение в СССР, нужна справка. И мне поручено отнести ее в консульство. Несу. Читаю. Глазам своим не верю. «Два года максимум жизни…» Заключение консилиума французских светил. Ариела и ее «Голубая болезнь» обманули это предсказание ровно на 47 лет.
В Москве, за мои многочисленные приезды, мы сблизились с Ариелой. Я познакомилась с ее братьями Моней и Беней, которые мне были очень по душе. Ариела часто бывала у моих мамы с папой в Кунцеве. Я думаю, что она им немножко заменяла меня. В Москве мы бегали вместе в театр. Ариела просто заразила меня своей страстью. Все, что я смотрела в Париже, казалось мне пресным в сравнении с тем, что делалось на подмостках Москвы и Ленинграда. Второе наше общее хобби была одежда. Все те, которые знают Москву советских времен, могут себе представить, как для молодой женщины был важен этот материальный вопрос. У Ариелы был настоящий талант подать себя. Какое-то время она работала манекенщицей в Доме моделей. Могу себе представить, как это ей нравилось. Стоит перед глазами лицо Ариелы, когда она пересматривала тряпки, привезенные мной. «Голубая болезнь» удалялась. Оставалось детское сияющее лицо перед рождественскими подарками.
Моя первая французская подруга Анн. Она меня многому научила. Мы с ней приехали в Россию в 1965 году летом. В моем животе уже пятый месяц обитало существо, которое станет моим сыном Иваном. По программе нашего передвижения, разработанного в парижском консульстве, мы едем в Ялту. Ариела – с нами.
Ариела заочно снимает комнату на берегу моря, где мы проведем два дня. Садимся в такси, приезжаем в пункт, откуда мы должны спуститься до моря. Где-то в середине пути, среди виноградников, Ариела начинает синеть. Вынимаю из сумки «revitalose», витаминный комплекс в ампуле, который всегда помогал Ариеле. Помогает. Доходим до дома. Хижина дяди Тома. Вода в колодце. Телефона нет. Хозяйка – вовсе не море симпатии. Еще светло. Говорю: «Если тебе было так трудно спускаться, а как будет подниматься?» «Давай убираться отсюда, пока светло», – отвечает Ариела. Восхождение длится более двух часов. Каждые два метра Ариела садится и отдыхает. Добираемся до шоссе. С трудом останавливаем машину. Ночь. Ариела снимает койку в каком-то пансионе. Мы с ней ложимся валетом и засыпаем.
Идет 72-й год. Я приезжаю в Россию. Ариела в одной из своих лучших форм. «Голубая болезнь» ведет себя отлично. Скоро она и ее семья приедут на Запад. Родители – в Израиль. Братья – в Лондон. А сама Ариела – в Париж. Ее французские документы можно будет восстановить.
К моему приезду Ариела познакомила меня с московскими художниками. Они дали нам адреса людей в разных еврейских организациях. Им надо имена и адреса людей, кому надо послать приглашения на выезд из СССР по израильской визе. Я прошу их написать на папиросной бумаге. Последующее свидание организуется, где мне передают документы о том, что делается в психиатрических больницах СССР. Записываю данные; имена жертв-диссидентов, имена врачей, названия учреждений. Получается рулон туалетной бумаги, исписанный мелким почерком. Этот рулон бумаги превратился в статью, опубликованную в Nouvel Observateur под вымышленным именем физика-диссидента. Вывезти этот «товар» через таможню где-то возле Львова нам стоило с подругой Николь много нервов.
В Ариелиной жизни теперь Роман Сеф. Ее муж, ее судьба. В ряд с «Голубой болезнью». Теперь, когда их обоих нет на свете, можно сказать, что это была замечательная пара. У Романа были удивительные глаза с такой затаенной грустной усмешкой. Почти как у Чехова на той фотографии, которая в рамке стоит по соседству с телефоном и фотографией моего сына Ивана. С появлением Романа в нашу общую с Ариелой жизнь вошел и Андрюша. Он стал как бы нашим сыном, хотя по возрасту годился в отцы. Роман встретил Андрюшу в ГУЛАГе. Роман начинал там свой срок как сын «врагов народа», Андрюша отсиживал в данных краях многие годы. Начал на Соловках, закончил на Колыме. Уехал из Парижа к отцу, красному генералу, будучи подростком, а возвратился к маме в Булонский лес сорокалетним мужчиной.
Когда Андрюша стал серьезно болеть, а ему уже было за 80 – Ариела нашла ему место в доме для престарелых в Сен-Женевьев, недалеко от знаменитого русского кладбища. Навещаю его чуть ли не каждый день. В курсе того, что это последние его дни. Он уже с капельницей с успокаивающими. Ариела прилетает из Москвы с Романом, звонит. Договариваемся встретиться у Андрюши. Ведь это – его день рождения.