Рожденная в гетто

А вообще-то она очень красивая девочка, настоящая фарфоровая кукла, и одевают ее иногда как куклу, во все присланное сестрой ее родной матери из Англии. В таком виде мама возит ее то в Рыбинск на Беломоро-Балтийский канал, то в Потьму, то в Архангельск на смотрины к тете Лилли, ее родной маме, правда, бывает это один раз в году. Анечка плачет. Она без Мони уезжать не хочет, и вообще, ей без него неинтересно.

В школу, в первый класс, они идут вместе и сначала садятся за одну парту, но через пару дней их приходится рассаживать в разные концы класса. Учительница задает всем вопросы. Моня отвечает на свои. Аня молчит, краснеет, тужится и делает вид, что ее это не касается. Долгое молчание. Учительница переспрашивает, и тут Анька взрывается:

– Моня, ты что, плохо слышишь? Ведь спрашивают.

Так она привыкла. Ей, видимо, рановато ходить в школу в шесть лет. На нее так плохо действует обстановка, напряжение, что она забывает, у нее случается недержание, на которое она даже внимания не обращает. Моня стесняется, тащит ее домой, заставляет переодеться. Его друзья дразнят:

– Твоя сестра какашками воняет.

Он готов сквозь землю провалиться. Аньку из школы на этот год приходится забрать. Так их первый раз в жизни на несколько часов в день разлучают. Она повторно пошла в школу через год, в положенные семь лет. Вместе они больше никогда не учились.

Соседские мальчишки Буська и Эмка тоже Анечку любят, хотя Моню больше.

Они где-то достали целый запас липучек против мух, крысиный яд и другую отраву для насекомых и поделились с нашими.

Аня, как наиболее предприимчивая, решила, что все это можно продать. И пошли дети доктора Абрамовича, известного хирурга, на улицу торговать. У них даже что-то купили. Во всяком случае, привлекли к этому делу даже двухлетнего братика Беню, ну и, естественно, соседских мальчишек, добывших «товар». Буська – огромный рыжий «шкаф», а Эмка – маленький белобрысый блондин – родные братья, погодки, образцы дворовых хулиганов.

Они дети Ольки, толстой тетки из Одессы, которую некий Касимов после войны привез в качестве жены в Каунас. Вместе с ней приехала ее старуха-мать, брат-бандит, безработный, и второй брат-инвалид без ноги, но орденоносец, устроившийся в какую-то артель шить перчатки. Олька мужа своего, местного тихого еврея, запугала до смерти. Он боится, по-моему, и ее брата-бандита, но дружит и даже вместе работает с инвалидом. Когда Олька выясняет отношения со своей матерью, об этом знает весь двор.

Старуха бежит вниз по лестнице, на улицу, за ней Олька с кухонным ножом или вилкой, что попадется под руку, с криками, проклятиями; за ними брат-бандит на защиту матери, и замыкает бег инвалид на одной ноге, старающийся всех примирить. Обычно это бывает по воскресеньям, когда соседи как в театре из своих окон ждут развязки, но когда страсти накаляются слишком сильно, все стыдливо расходятся, чтобы не видеть продолжения. А продолжения обычно и не бывает. Потом какое-то время тихо. Иногда, правда, слышны крики и ругань за закрытой дверью.

Дом у нас большой, с двумя лестницами: парадной и со двора поскромнее (мы ее называем черный ход). Все остальные соседи, в отличие от одесситов, стараются жить тихо и незаметно. Под нами огромная квартира, одна на весь второй этаж. Когда-то ее занимал сосед Генис, а теперь он живет на пятом этаже с «черного хода». Живет очень тихо, боится, что ему вспомнят богатое прошлое. Старики, его родители, вообще ютятся в маленьком домике во дворе и бесшумно, довольно редко проходят мимо детской толпы. Привидения из прошлого. Прямо над нами живет семья Петраускасов: мама, ее сестра-студентка и двое детей – девочка и мальчик. Они никогда не выходят во двор, ни с кем из детей не дружат, ни к кому не ходят и к себе не зовут. Их отец ушел с немцами, и они все еще боятся, что за ними придут. Стараются быть совсем незаметными. Иногда из их квартиры слышны звуки пианино.

В доме нашем часто бывают облавы: бегают солдаты с овчарками. Забегают с парадного входа и перебегают по квартирам на «черный».