Розовый Дождь

Глава 13. "Зеленое Братство".

…Унылая бесконечная лента скоростной трассы для самодвижущихся повозок тянется, извиваясь, какой-то причудливой фиолетово-черной змеёй. Жаркий, такой невыносимо жаркий день близится к концу, далеко на западе красный диск солнца уже вот-вот соприкоснется с линией горизонта. В какой уже раз солнце готовилось умереть, оставив ошметки своей крови на редких кучевых облаках у линии горизонта.

По унылой дороге, посреди покинутых, брошенных полей такой же унылой змеей шли несколько сотен беженцев, на жалких телегах, запряженных лошадями или быками везя свой убогий скарб – большую часть вещей пришлось бросить в покинутых домах. Это шли неудачники. Те, кто не успели захватить аэроны и самодвижущиеся повозки и улететь или укатить на них. Даже при всем размахе предпринимаемым Советом по Благоустройству Целестии преобразований не удалось обеспечить современными средствами передвижения всех. И те и другие были общественным, а не частным транспортом, а потому, кто успел, как говорится, тот и сел…

Колонна двигалась очень медленно, периодически вставая из-за сломанной телеги или взбрыкнувшей лошади. Плакали маленькие дети в телегах, кто-то причитал, большая часть уныло молчала – проявлять эмоции не было сил. После того, что увидели эти несчастные – как за считанные часы исчезали целые графства, целые города-миллионеры, как люди в считанные часы гнили заживо от укусов непонятных тварей – им было уже все равно, лишь бы поскорее уйти из этого ада, оставить между собой и надвигающейся тьмой как можно больше миль пространства – о том, что рано или поздно кромешная тьма их нагонит старались не думать…Юный Асмунд тоже не плакал и не причитал. Хотя ему было только шестнадцать, но он старался изо всех сил быть как взрослый, ведь теперь он был главой семьи. Отец исчез пару дней назад, когда уехал на ярмарку в главный город графства Бергстад. Те, кто выжил, рассказали, как он с большим удовольствием смотрел на рыночной площади выступление какого-то скомороха в маске и гриме. Скоморох сказал, что покажет какой-то совершенно новый фокус и просит уважаемую публику не расходиться. А потом он достал какую-то коробочку и из этой коробочки пошел какой-то дым, дым в считанные мгновения заполнил всю площадь, во мгле появилось какое-то движение… И вот уже муже– и женообразные твари бросились в толпу и грызли всех направо и налево… Отец не смог спастись… Маму он потерял уже на следующий день после гибели отца. Она обрабатывала раны какому-то выжившему мальчику, спасшемуся из той ярмарки, а потом… Она умерла быстро… Теперь тех, у кого находили черные пятна на коже, избавляли от мук по благословению святых отцов – быстро и безболезненно – нельзя было, чтобы зараза распространялась и угрожала всему сообществу, тем более, что она была все равно неизлечима. И теперь Асмунд остался за старшего. У него на руках – точнее, на маминой телеге, запряженной гнедой кобылой Мерри, – был его младший брат, десяти лет, и малышка сестренка, трехлетняя крошка. Асмунд не мог плакать. Никак… Правда, ему помогали. Хотя из его родни не выжил никто – все поехали на эту проклятую ярмарку! – но зато ему помогал их деревенский приходской священник, отец Эйсмер – добродушный увалень с круглым румяным лицом и небольшим брюшком, с всегда потной тонзурой на макушке – образом Солнца – единственного нерукотворного образа Создателя –, которую он вытирал шелковым платочком. До Вторжения это был самый любимый и уважаемый человек в деревне. Добрый, мягкий, понимающий, он хоть и читал по складам, а службу правил наизусть, зато всегда всем помогал, всегда готов был выслушать чужое горе и помочь – и словом, и делом… Его матушка и дети погибли на той же ярмарке, а потому забота об Асмунде и его брате и сестренке, которых он знал с рождения, была для него особенно важным делом. Асмунд держал поводья лошади, а отец Эйсмер только-только убаюкал малышку на своих коленях. Он осенил её знаком Создателя и она улыбнулась во сне…