Розы на снегу

«Комендант спросил, кто из заключенных умеет косить. Откликнулось 8 человек. Их посадили в телегу, дали грабли, косы и повезли за пределы лагеря, а затем оттуда послышались выстрелы. Подводы вернулись обратно, и были посланы люди с лопатами зарыть погибших»

(из показаний Никифора Иванова).

Виселица в Порхове.

Барак в Заполянском лагере смерти.

Так и ушли из жизни безвестными «косцы», ученый с берегов Невы, молодая мать с ребенком на руках. Не знаем мы имен и четырех моряков, расстрелянных в лагере осенью 1943 года. Известно лишь, что они попали в плен ранеными. Держались балтийцы мужественно, дерзко. Фашистский холуй переводчик Сашка — один из приближенных Гембека, услышав от них в свой адрес: «Гнида!», побоялся пустить в ход кулаки и револьвер, что обычно делал с превеликим усердием.

В лагере в ожидании расстрела томились советские воины, бежавшие дважды и трижды из плена. Направлялись на «воспитание» к Гембеку и подследственные из отделений СД Порхова, Дно и других оккупированных городов Ленинградской области.

Три-четыре раза в неделю в лагерь по ночам наведывались следователи СД Тродлер, Тимман, Михельсон. И тогда кабинет начальника лагеря превращался в застенок. Осатаневшие от крови и вина нацисты пытали узников с помощью электрической машинки, садистски избивали плетьми с «кошачьими лапами», опуская их после каждого удара в солевой раствор. Из открытых настежь окон к баракам, где в кратковременном сне забывались узники, неслись вопли и стоны истязуемых. Это тоже входило в арсенал человеконенавистнических «воспитательных» средств Гембека. Злорадно посмеиваясь, он говорил своим помощникам по кровавому ремеслу:

— Пусть знают наши подопечные, что ожидает их за молчание на допросах.

«СОБРАТЬ ВСЕ СВОИ СИЛЫ»

Эти слова взяты из письма порховчанки, преподавателя библиотечного техникума Валентины Николаевны Еровой, замученной в Заполянском лагере смерти. Два года провела мужественная женщина в оккупированном городе. Два документа остались о ее жизни и борьбе в неволе. Первый — письмо матери, датированное 23 июня 1941 года. Валентина Николаевна писала:

«Дорогая мама!

Настроение тревожное, но ясно, что случившееся неизбежно. И надо собрать все свои силы, чтобы принести пользу нашей Родине…»

Строчки — как клятва, как присяга на верность Отчизне.

Второй документ — короткая запись времен войны, хранящаяся в Ленинградском партийном архиве, удостоверяющая причастность Еровой к разведывательной деятельности порховских подпольщиков[2]. В армейских и партизанских штабах эта деятельность оценивалась высоко, хотя ни один из подпольщиков не имел раньше никакого отношения к разведке и не проходил даже кратковременной специальной подготовки. Все они были людьми, далекими от военного дела.

— Послушайте, мы знаем: вы не большевичка и не какая-либо фанатичка-комсомолка. Почему же вы таскали взрывчатку лесным бандитам-партизанам? — так начал допрос Еровой оберштурмфюрер Тродлер, когда после пытки раскаленными углями сподручные Гембека бросили измученную женщину у его ног.

Валентина Николаевна Ерова.

Тродлер сам не пытал, но с наслаждением вел после пыток психологическую обработку узников, доведенных муками до крайней степени: стращал еще более ужасными страданиями, сулил райское счастье на земле за предательство, расписывал прелести жизни.

— Вы, Ерова, человек интеллигентный, — продолжал он, — а великая Германия ценит людей полноценных — умных, культурных. Нам известна ваша любовь к цветам, к искусству. Я разделяю ее.

Неимоверным усилием воли узница заставила себя подняться. Вытянув вперед обожженные руки, сказала:

— Калечить людей — вот ваше искусство.

Тродлер поморщился:

— Мой помощник перестарался.

Ерова усмехнулась:

— Скорее наоборот. Не довел до нужной вам кондиции.

— И все же…

— Все же никаких предложений не приемлю, — гневно перебила Валентина Николаевна. — Знайте: я — большевичка по убеждению и по велению сердца. Больше вы от меня ничего не услышите.

Через неделю после допроса у Тродлера одна из учениц Еровой принесла передачу в лагерь. Передачу не приняли, сказали:

— Ерова уже прибрана к месту.

Оберштурмфюреру действительно было многое известно о подпольщице: и то, что Валентина Николаевна все свои сорок лет прожила в Порхове, и то, что пользовалась она любовью учащихся и уважением коллег. А в каникулярное время Ерова посещала сады И. В. Мичурина, бывала в лабораториях великого русского физиолога И. П. Павлова, работала в Никитском ботаническом саду в Ялте, в ботаническом саду в Сухуми.