Розы на снегу

В полночь Еремкину и Свинкину разбудили. Около землянки стояла машина. Когда все уселись, она рванулась с места, и крохотный поселок Сопели через минуту растаял в морозной мгле. Миновав деревню Боргино, передвигались настолько тихо, что слышно было похрустывание снега под колесами. Наконец последняя остановка.

— Подождите меня здесь, — обращаясь к шоферу, сказал майор Левухин и кивнул Лиде, молча приглашая ее за собой.

Попрощавшись с подругой, Лида вышла вслед за ним. Пройдя немного вперед, они свернули в сторону. Лида почувствовала терпкий запах гари. Глубокий снег повсюду был разворочен гусеницами танков. Местами приходилось пробираться, увязая чуть ли не по пояс. Шли минут десять, потом остановились. Майор некоторое время прислушивался, затем тихо три раза просвистел. В ответ послышались такие же посвистывания. И почти сразу откуда-то из-под снега раздался негромкий голос:

— Стой! Пароль?

— Новгород, — ответил майор.

— Нева.

Обменявшись рукопожатиями с подошедшим и поговорив о чем-то, майор обратился к девушке:

— Ну, Лида, сейчас мы с вами расстанемся. Товарищ проводит вас до места. Как говорится, ни пуха ни пера.

Лида и человек в белом пошли дальше, а майор, постояв немного, направился обратно к машине. Ему нужно было проводить в такой же путь вторую разведчицу — Тоню Свинкину. Из разведки Свинкина не вернулась.

«Оккупированная территория», «вражеский тыл»… Эти понятия никак не укладывались в голове Лиды. Ведь деревня Морозово, откуда начинался ее маршрут разведчицы, небось такая же волховская деревушка, как и ее родная Любынь. Стараясь отогнать от себя страшные мысли, Лида повторяла про себя задание: «Значит, прежде всего шоссе… Затем…»

Над зарослями, по которым напрямик шла разведчица, уже занимался рассвет. Вскоре с той стороны, где должна быть деревня, послышался сильный шум. Лида определила — танки. До Морозова осталось недалеко. Чтобы не вызвать подозрений, Еремкина вышла на шоссе, отряхнув с одежды прилипшие кое-где сосновые иголки.

Гул моторов нарастал с каждой минутой, и вскоре из кустарника показались тяжелые танки с высокими башнями. Буксуя в глубоком снегу, с трудом проталкивались вперед грузовики, тягачи тащили пушки и минометы. Позади нестройными группами шли солдаты в серо-зеленых шинелях. Шли пританцовывая, — мороз стоял отменный.

По «легенде» Еремкина разыскивала мать, работавшую на расчистке шоссе. Но на Лиду, свернувшую с дороги к избе, никто не обратил внимания — пересказывать «легенду» не пришлось. А тут, к счастью, из сарая вышла пожилая женщина с мальчиком лет шести.

— Удирают, что ли? — спросила она Лиду, показывая на колонну машин и танков. — Скорее бы унесло окаянных…

Еремкина не ответила. Женщина посмотрела на нее и предложила:

— Пойдем в хату. Замерзла небось. Вижу — не здешняя. На чердаке посидишь, пока войска чертовы не пройдут.

На чердаке — об этом Лида и мечтать не смела. Быстро поднялась наверх. С чердака как на ладони была видна вся вражеская махина, перемещавшаяся, очевидно, на другой участок фронта. Девушка считала танки, машины. Черные коробки ползли и ползли, оставляя за собой пышные шлейфы снега, земли и гари…

Во второй половине дня Еремкина была уже в районе станции Теребочево. Опускались сумерки. Влево от железной дороги Лида заприметила несколько полуразрушенных построек. Из одной наиболее сохранившейся избы доносился детский крик. Лида решила зайти туда и попроситься на ночлег.

— Кто пришел? — еле слышно раздался детский голос.

— Не бойтесь, я своя, — сказала Еремкина и направилась в угол, где громко плакал ребенок.

На шестке вспыхнули небольшие язычки пламени, и Лида успела разглядеть хлопотавшего у печки мальчика лет девяти. Он проворно подкладывал в огонь мелкие лучинки, которые, разгораясь, рассеивали по всей избе тусклый мигающий свет. Мальчик поднес горящую лучинку к фитильку стоявшей на полке коптилки. И сразу же во всех углах и даже под столом зашевелились дети.

— Чего вы попрятались? Вылезайте! — баюкая малыша, распорядилась Лида.

К столу стали подходить мальчики и девочки. Их набралось не меньше десятка. Из их скупых рассказов разведчица поняла, что в избе собраны дети из пострадавших семей: у одних дом сгорел, у других разрушен, у третьих вообще не осталось ни мамы, ни старших братьев или сестер. А у тех, у которых родные были живы, фашисты всех угнали на расчистку дорог от снега.

— Давайте-ка ужинать, — весело блеснула глазами Лида, — а то я так есть хочу, того и гляди кого-нибудь из вас съем.

Ребята заулыбались, а те, которые поменьше, смотрели на веселую тетю с удивлением. Лида достала из сумки буханку хлеба, большую банку мясных консервов. Когда в избу вошли две женщины — мамы одного мальчика и двух девочек, «пир» был в полном разгаре.

— Хлеба настоящего мы давно не ели, — сказала одна из пришедших, подсаживаясь к дымящемуся котелку с картошкой.

— А разве немцы не выдают в пайке хлеба? Ведь вы работаете, — будто к слову спросила Еремкина.

— Попробуй не работай. У них кара одна: за отказ от работы — расстрел. За опоздание — плети.