В начале сорок третьего года было много новостей. Самая радостная из них, о которой все еще говорят и сейчас, — разгром фашистов под Сталинградом. Однажды в морозный день Олег увидел на многих домах города траурные флаги. Люди, выходя на улицу, удивлялись, терялись в догадках: почему флаги? Даже поговаривали, мол, умер Гитлер. Но потом комендатура сообщила: объявлен многодневный траур в память армии фельдмаршала Паулюса, погибшей в Сталинграде.
И другие новости чуть ли не каждый день приходили в Опочку: фашисты попали в засаду под Пустошкой, партизаны разбили карательный отряд возле Славковичей, большая колонна машин подорвалась на минах у Воронцова.
Когда Олег пришел домой, Ванюшка уже ждал его. Олег предложил:
— Пошли на улицу?
— А есть когда будешь? — спросила Александра Денисовна. — Вечно у вас какие-то секреты…
Они вышли на улицу, уселись на потемневший лежак.
— Ну? — нетерпеливо спросил Олег.
— Я познакомился с девушкой, — объявил Ванюшка.
— Вот это новость, — съязвил Олег.
Ванюшка, не обращая внимания на насмешки друга, продолжал:
— Зовут ее Тоня. Лет на шесть она меня старше.
— В самый раз пара тебе.
— Пошел ты… — рассердился Шпилькин.
— То-ня, — передразнил Олег. — Какая? В Опочке их много.
— Тоня — и все. Больше знать тебе о ней не положено.
— Подумаешь… — И Олег поднялся, обиженный.
— Такие законы конспирации.
— Чего? — Олег опять сел на лежак.
— Говорю, так по конспирации положено. Будем для нее собирать сведения, как для «Тольки из ресторана».
— Тоне и передавать? — поинтересовался Олег. — Но я ее не знаю.
— Мне. Я — ей. Она — дальше…
Два вечера Олег исправно ходил к дороге и считал машины, запоминал их номера, груз. Выполнял Олег первое задание добросовестно, но в то, что ему рассказал Ванюшка, верил и не верил. «Девушка-разведчица… Выдумывает все Шпилькин».
Однако когда Ванюшка пришел к нему за первыми сведениями, все сомнения Олега развеялись. Получив от друга бумажку, на которой были аккуратно записаны наблюдения Олега за два вечера, Ванюшка тут же бумагу вернул и сказал:
— Теперь приказано все наши донесения подписывать. И не своей фамилией, а кличкой, которую каждый разведчик имеет.
Олег от удивления даже рот открыл: любит же Шпилькин придумывать разное. Но то, что тот говорил, ему нравилось. А Ванюшка продолжал:
— Твоя кличка — «Мороз». Запомни.
— Хорошо это ты придумал с кличками.
— Не я, — сказал Ванюшка. — Это приказ. Тоня сказала, что так надо.
И Олег решил, что, если ему приказано иметь кличку, если строгости такие вводятся, значит, действительно дело, которое ему поручается, очень серьезное.
— У тебя тоже теперь кличка?
— Тоже, — сказал Ванюшка. — Я — «Огонь».
Мальчишки каждое задание выполняли с увлечением. Они тщательно собирали сведения о вражеских частях, которые стояли в Опочке и возле нее, подбирали выброшенные солдатами письма и конверты с номерами полевых почт. Свои сведения, прежде чем их переслать с Ванюшкой дальше, Олег подписывал одним словом: «Мороз». На некоторых донесениях еще подрисовывал деда с большой бородой.
Уже много-много лет спустя как-то на традиционной встрече бывших партизан начальник штаба специального отряда Иван Пружковский напомнил Олегу Максимовичу Корневу:
— Помню-помню твоих дедов-морозов.
Оба тогда от души посмеялись…
Однажды Ванюшка дал Олегу листовку на немецком языке.
— Подбросишь солдатам в машину, — сказал он.
На следующий день Олег долго держал листовку за бортом пиджака. Нет, он не трусил, но у него неожиданно появилось сомнение: «А вдруг листовку не заметят? Затопчут в машине ногами». И ему пришла в голову мысль на первый взгляд просто сумасшедшая: «А что, если дать листовку кому-нибудь прямо в руки? Может, Альберту?»
Олег полдня не решался это сделать. Наконец наступил обеденный перерыв. Все сразу же ушли из гаража, а Альберт задержался. Олег с замирающим сердцем подошел к нему, достал листовку.
— Вот… Нашел у гаража. По-вашему что-то написано.
Ефрейтор взял листовку, быстро пробежал ее глазами, затем с любопытством посмотрел на Олега и сказал:
— Я оставлят этот бумаг себе, — и погрозил Олегу пальцем: — Ты нитчего не даваль, я нитчего не браль.
Альберт ушел, а Олега вдруг охватил страх. Только теперь он со всей ясностью понял, как рискованно поступил. И казалось Олегу, что вот-вот в гараж придут гестаповцы и арестуют его.
Но ни в тот день, ни через неделю Олега не арестовали. Альберт же даже виду не показывал, что взял у «маленького», как он звал ученика слесаря, листовку. И тот осмелел. Когда Ванюшка принес еще листовку, адресованную немецким солдатам, Олег опять отдал ее Альберту, и тот, как и в первый раз, торопливо пробежал листовку глазами и спрятал в карман зеленого френча.
Корнев несколько раз еще передавал старшему гаража листовки, пока в начале 1944 года ефрейтора Альберта не отправили на фронт.
Однажды, когда Олег дома был один, пришел Шпилькин и сказал:
— Мы должны дать подписку.
— Какую подписку? — удивился Олег.
— Мы разведчики и должны дать клятву на верность народу, тайну хранить. Вот смотри. — И Ванюшка достал две бумажки: — Одна для меня, вторая для тебя.