Розы на снегу

— Хочешь, чтобы из-за тебя и мать и сестренку расстреляли? — сердито выговаривал ему Петр. — Берешься прятать оружие — так прячь с умом. Это тебе не в индейцев играть. В ямы нужно прятать да от дома подальше. И знай — теперь это тебе и твоим «индейцам» задание от комсомола и партии нашей. Ясно?

Сашка бросился обнимать брата.

За городом невдалеке начинался лес. Здесь проходила недавно линия фронта. Уродливо торчали исковерканные пни, вывороченные ели, зияли траншеи. Сюда-то и наведались в один из осенних дней Александр со своей ватагой. Искали увлеченно. То и дело спрашивал кто-нибудь из ребят:

— А это подойдет?

Внимательно осмотрев оружие, остальные давали заключение:

— Замок цел, приклад починить можно.

— Смотрите, что Сашка нашел! — воскликнул Коля Иванов.

— Ух ты, пулемет! Совсем еще хороший. Вот бы попробовать стрельнуть, — сказал Федя Петров.

— Тише ты.

Ребята приносили оружие, тщательно очищали от грязи и, укрыв ветками, закапывали в ямы, замечая место.

— Мальцы, здесь кто-то есть, — насторожился Борис Кузьмин.

Мальчишки притаились. Вскоре совсем неподалеку послышались приглушенные голоса.

— Да это же наши девчонки, — удивился Боровков, — Клавка и Валька Васильевы.

Ребята выбежали из-за кустов:

— Вы что тут делаете?

— Чего в лес приперлись? Здесь и подорваться на минах можно.

— А мы грибы собираем, — насмешливо ответила Клава. — Как и вы, наверное.

— Нашла грибников, — начал было Иванов.

— Молчи, — прервал его Борис. — Грибы — дело стоящее.

Девчонки и ребята направились в разные стороны. Если бы кто заглянул в корзины грибников, то на дне их обнаружил бы… гранаты. Школьницы искали «грибы» по заданию своей учительницы Валентины Афанасьевны Сергеевой.

Сергеева была членом подпольной группы Степана Николаевича Лапшова. С ним были связаны и Петр Боровков и Борис Кузьмин. Позже членами группы стали Александр Боровков, Николай Иванов, Федор Петров.

От домика Лапшова, работавшего на маслосырзаводе гитлеровцев, через командира-пограничника Пантелеймона Петровича Конопаткина, оставшегося в районе, протянулись нити к партизанам. С конца сорок второго года подпольщики выполняли в основном задания командования 5-й Калининской партизанской бригады. Только в ее отряды были сразу переданы пулемет, два десятка новеньких немецких винтовок, три ящика патронов, больше двухсот гранат.

Железнодорожная станция Себеж, расположенная на магистрали Рига — Москва, имела особое значение. Дело в том, что именно здесь обрывалась широкая колея стального пути и далее на запад шла узкая. В Себеже на рампе перегружались все эшелоны, следовавшие к Москве и через Новосокольники к Ленинграду. Поэтому к станции было приковано внимание разведки советских войск. Связанный с нею Лапшов поручил юным подпольщикам установить постоянное наблюдение за станцией. И ребята, которые раньше под любыми предлогами отказывались работать на гитлеровцев, вдруг загорелись «потрудиться на благо Великой Германии», как заявил при поступлении на работу Борис Кузьмин.

Борис стал слесарем, Саша — его помощником. И хотя первый заказ — оконная рама оказалась кривой и косой и никаким образом не вставлялась в оконный проем, зато из окна слесарной будки были отлично видны все проходящие эшелоны. Позднее младший Боровков работал на линии связистом.

Через каждые два-три дня собирались у кого-нибудь из ребят, чаще у Бориса, расставляли домино и извлекали обрывки газет, спичечные коробки, клочки бумаг, испещренные данными своей разведки. Петр Защеринский записывал. Этот удивительно энергичный и смелый парень, уже воевавший в армии и бежавший из плена, вскоре стал незаменимым помощником Лапшова на станции.

— Прошло четыре эшелона с живой силой, — читал Саша запись на пачке из-под папирос. — Двенадцать платформ с танками.

Затем Петр Боровков называл номера и марки автомашин, проходивших по шоссейной дороге, за которой вел наблюдение. В записях Защеринского появлялись треугольники, полосы, изображения оленей и другие знаки, обозначавшие род войск, шифры воинских поездов, автоколонн врага.

Помимо основной работы на станции гитлеровцы заставляли ребят выполнять всевозможные тяжелые вспомогательные работы. Изнурительный труд был не под силу пятнадцати-шестнадцатилетним подросткам. Однажды Николай Иванов не выдержал — опустился на шпалу. Тотчас возле него выросла приземистая фигура надсмотрщика. Фашистский холуй взмахнул плетью.

— Не смей, гад! — крикнул младший Боровков и схватил рыжую волосатую руку, сжимавшую плеть.

После работы Александра трое дюжих гитлеровцев били плетками.

Александр Боровков.

Еле пришел в себя дома. Мать, тихо плача, прикладывала к окровавленной спине свинцовые примочки. У изголовья сидел Петр. Марийка испуганно жалась к старшему брату. Открыв глаза, Сашка заплакал громко, по-детски.

— Я не могу больше, не могу. Они били меня, Петя, понимаешь, били, как крепостного, как римского раба. Били при всех, при девчонках.

Петр незаметно вытер набежавшие слезы и, стараясь говорить повнушительнее, сказал:

— Остапа Бульбу тоже били, пытали, а он молчал.