На те деньги, что Джек привёз с собой и получил от синьора Коцци, можно было остановиться в приличном месте, но он не знал, где такое место искать и как там себя вести. За последний год он усвоил, как мало на самом деле значат деньги. Богатый бродяга – всё равно бродяга, а всем известно, что король Карл в Междуцарствие жил в Голландии без денег. Поэтому Джек побрёл через весь город в квартал Марэ. Давка была уже такая, что приходилось протискиваться в эфемерные просветы между другими пешеходами. По большей части то были торговцы, предлагавшие
Он наконец углубился в Марэ, свернул за угол, где можно было постоять тихо, и с полчаса смотрел поверх голов и прислушивался, пока не услышал некий определённый клич. Все в толпе что-нибудь выкрикивали, по большей части – название своего товара, и первые часа два Джеку казалось, что он в Бедламе. Однако постепенно слух научился вычленять отдельные голоса – так солдат различает в шуме сражения звуки барабана и труб. Он знал, что у парижан это умение развито очень сильно – оно сродни способности начальника полиции взглядом выхватить бродягу из толпы у городских ворот. Джек уловил пронзительные выкрики: «
Джек протиснулся через толпу, костылём, как ломиком, расширяя зазоры между людьми. Через несколько минут он догнал Сен-Жоржа и взял его за плечо, как полицейский. Другой бы бросил всё и дал стрекача, но пугливые люди не становятся легендарными крысоловами. Сен-Жорж повернулся (крысы на палке качнулись разом, словно слаженная труппа канатных плясунов) и узнал Джека. Спокойно, но не холодно.
– Жак! Так, значит, ты всё-таки спасся от немецких ведьм?
– Пустяки, – отвечал Джек, силясь скрыть изумление, а затем и гордость от того, что весть о его приключениях достигла Парижа. – Невелика хитрость – уйти от такого дурачья. Вот если бы за мной гнался ты…
– Так ты вернулся к цивилизации… Зачем? – Холодное любопытство – ещё одна черта хорошего крысолова. У Сен-Жоржа были светлые курчавые волосы и карие глаза – в детстве он, вероятно, выглядел ангелочком. С возрастом скулы (а по легенде, и некоторые другие части тела) увеличились, став не такими ангельскими; воронкообразное лицо сходилось к плотно сжатым губам, глаза казались нарисованными. – С практикой
– Чтобы возобновить дружбу с тобой, Сен-Жорж.
– Ты ехал верхом – я чую запах.
Джек решил увильнуть от ответа:
– Как ты тут чуешь что-то кроме говна?
Сен-Жорж принюхался:
– Говна? Кто тут срёт? И не мне ли на мозги?
Это была в некотором роде шутка и намёк, что Джеку пора в знак дружбы чем-нибудь его угостить. После некоторого торга Сен-Жорж согласился – не потому, что нуждался в угощении, а потому, что человеку иногда надо расщедриться, и в таком случае дружба требует пойти на уступку. Начали рядиться, чем именно Джек его угостит. Сен-Жорж пытался косвенно выведать, сколько у Джека денег, Джек – заинтриговать его ещё больше. Сошлись на кофе – при условии, что они отправятся к знакомому Сен-Жоржа по имени Христофор.
С полчаса они искали Христофора.
– Он маленького роста…
– Значит, его трудно найти.
– Зато в красной феске с золотой кисточкой…
– Турок?
– Конечно. Я же сказал, что он торгует кофе.
– Турок по имени Христофор?
– Брось паясничать, Джек. Не забывай, я тебя знаю.
– И всё-таки?
Сен-Жорж закатил глаза:
– Все турки, продающие кофе на улице, на самом деле армяне, наряженные турками.
– Извини, не знал.
– Прости за резкость, – смилостивился Сен-Жорж. – Когда ты покидал Париж, кофе ещё не вошёл в моду. Это случилось после того, как турки бежали из-под Вены и оставили там горы кофе.
– В Англии он в моде ещё с моего детства.
– В Англии он не мода, а прихоть, – процедил Сен-Жорж.
Они продолжали искать. Сен-Жорж ввинчивался в толпу, как хорёк, огибая, например, торговцев мебелью, нагруженных фантастическими конструкциями из связанных стульев и табуреток, молочников с крынками на голове, золотарей с незажжёнными фонарями в руках и бочками дерьма за спиной, точильщиков с точильными кругами. Джек орудовал костылём и подумывал, не вытащить ли саблю. Элиза была права: Париж – розничный рынок. Занятно, что она поняла это, ни разу не побывав в Париже, а он, хоть и жил здесь долгие годы…