Рубеж

Замерла Ярина. Застыла. Протопали по плитам каменным маленькие ножки.

…Топ! Топ! Топ! Топ!

– Не убивайте братика! Хороший он!

– Тьфу ты! – даже сплюнул Мыкола, рушницу опуская. – Уходи, хлопчик, от греха!

– Это не он! Не он! Это я их в замок провел! Через стену! Там тонкая пленочка!..

И снова шаги – легкие, женские.

– У нас нет оружия, господа. Пожалуйста, выслушайте нас! Я – Сале. Вам, наверно, про меня рассказывали?

Ярина только вздохнула, ушам своим не веря.

Сале!

Ведьма Сало!

Ну и дела!

* * *

Запалили свечи, осмотрелись.

Чортов ублюдок! Ты?

Даже не узнала его панна сотникова. Он? Помнила, каким был, когда его Мацапура-злыдень на закорках нес. На вид года три было тогда байстрюку. Меньше даже. А теперь…

– Ну, то чем обязаны, панове?

Переглянулись Гринь с ведьмой.

– Мы… Мы хотим…

– Я! Я скажу!

Шагнул вперед бесов байстрюк. Ручку поднял – четырехпалую.

Вздрогнула Ярина.

– Я скажу! Это я попросил братика и тетку Сале сюда приехать. Я тут главный!

Не выдержал Петро – ухмыльнулся. Даже Мыкола не удержался, головой покачал.

– Справный отаман ты, хлопче! Силен фортеции брать! Ну, знакомы будем! Еноха я, Мыкола Лукьяныч. А ты кто будешь?

– Я? Я – Денница.

Холодно стало Ярине. Он! Совсем другой, непохожий, но он! Сколько же времени прошло? Месяц, чуть больше? Или меньше?! А на вид хлопцу все семь лет будет. И лицо изменилось. Уже не страшное…

Нет, страшное! Его

это лицо! Его! Уже и узнать можно!

– А ты главный, дядька Мыкола Лукьяныч? Самый главный?

– Гм-м…

Даже смутился бесстрашный черкас. Смутился, ус покрутил.

– Ну… Пока что главный я здесь, хлопче. Значит, через стены проходить можешь? Лихо! Что предупредил – спасибо. Эх, надо было у панотца нашего крест напрестольный выпросить!

– Это не нужно! – перебила Сало. – У меня есть возможности… способы защитить замок от агрессивной… враждебной магии. Но это не главное.

– Кому не главное… – нахмурился Мыкола. – А кому и жизнь дорога! Слыхал про тебя, пани Сало. Всякое слыхал! И как ты Мацапуру-нелюдя на перинах тешила, и как чародейство мерзкое творила. Или в Господа истинного уверовала, пани пышная?

Задумалась Сало, губы тонкие поджала.

– Это… Это тоже не главное, господин Еноха. Не знаю, поймете ли вы… Мне надоело бояться. И просить надоело. Я больше не служанка – ни князю Сагору, ни Самаэлю. Если мое проклятие еще что-то значит, то будь они прокляты! Трижды! И ныне, и всегда…

– Нет! Не надо! Не говори!

Взметнулась вверх ручонка. Шестипалая.

– Не говори так! Никого нельзя проклинать. Никого! Дядька Мыкола Лукьяныч, мне с тобой говорить надо! Очень надо! Я хотел у бога совета спросить, да батька не позволил. Говорит, рано мне еще с богом разговаривать. Но он мне сказал, что делать нужно. Он умный, он все знает…

Слушала Ярина и чуяла, как ужас к сердцу подступает. С богом говорить хочешь, Несущий Свет? И ведь поговорил бы, если б не батькин запрет!

Байстрюк из Гонтова Яра, младень-недоросль…

Страшно! Ой, страшно!

– Говорить со мной хочешь? – нахмурился Мыкола. – То поговорим, хлопче!

* * *

Рискнули – позвали Хведира. Тихо было в таборе осадном, покойно. А об остальной химерии пани Сало, едва про наместника Серебряного Венца услыхала, как тот под стенами войной встал, побеспокоиться обещала.

Да только все одно не сдюжить, ежели с четырех сторон полезут!

Горели свечи, и факелы горели. Это уж Ярина озаботилась. Почему-то страшно стало от тьмы кромешной. Как в детстве, когда Черной Руки боялась.

А сейчас…

Ох, лучше и не думать!

За стол сели. Случайно ли, не случайно, но оказался байстрюк чортов в самом почете – в конце парадном, где хозяину место. Мыкола и тот – ниже сел.

Да в месте ли сила?

Расселись молча. Братья люльки достали, закрутили дым тютюнный кольцами. Хведир – и тот носогрейкой пыхтел.

Подивилась Ярина. Ай да бурсак! Да и то верно, что за беседа без люльки?

Дымили, молчали.

Ждали.

Наконец ударил Мыкола люлькой о каблук, положил на тканую скатерть.

– Так вот, пани да панове. Покурили, теперь и речи вести самое время. Ну, говори, пан Денница!

Встал байстрюк, глазами желтыми блеснул. И вновь похолодела Ярина. Его глаза, его!

Его!

Встал, дернул ручонкой четырехпалой – словно бы дым отогнать хотел.

– Пленочки лопнули. Понимаете? Лопнули! Они не сами лопнули, их бабочки порвали. Бабочки плохие, они хотят, чтобы наша Капля высохла. Совсем! Это все придумала розовая бабочка, она хочет быть главной. Самой-самой главной!

Странное дело – и не ухмыльнулся никто, детские слова слушая. Вроде бы и смешно – пленочки, бабочки какие-то, и еще капля ко всему.

А ведь не смешно!

– Братик сказал, что это Аспид прилетел. Аспид – неправильное слово. Это не Аспид. Это дырочка в пленочках, и через дырочку капля вытекает. За пленочками очень пусто, капля не может удержаться, ее тянет. За пленочки тянет! Я… Я еще всех слов не знаю…

– Понятно, хлопче, – вздохнул Хведир. – То именуется «тыск», иначе же – «давление». Ибо написал великий Аристотель Стагирит, что естество пустоты не приемлет…

– Так чего ж это будет? – не вытерпел Петро. – Или пропадем?

Поразилась Ярина. Диво дивное! Молчун заговорил!

Так ведь заговоришь!