Рубеж империи

«…Прежде я уже сообщал тебе о павшем с небес вместилище с двумя существами, именующими себя героями из Байконура. Ныне одно из существ пропало в квеманских лесах, а другое намеревается возглавить непотребное действо, кое худшие из моих соплеменников именуют „великим походом“. Называет себя существо сие „Аласейа“, что на языке нашем обозначает „Великая вода“, а настоящее его имя – эллинское и звучит „Алексий“, а отца этого существа именуют „Виктор“, что и вовсе есть имя ромлянское. И слава сего Аласейи в народе велика, а ярость против ромлян – еще более велика, и многие пойдут за сим Аласейей и великий ущерб причинят твоей провинции, а возможно, и всей вашей земле, поскольку подозреваю я, что сей Алексий, сын Виктора, – из числа внутренних врагов вашего Императора. Но ты, друг мой Марк Аврелий, можешь быть уверен, что твой друг Стайна сделает все, чтобы устранить сего Алексия, хотя задача сия тяжела, ибо безмерно хитер и могуч сей герой. Надеюсь, и ты, друг мой, не оставишь Стайну, мирного вождя славных гревтунгов, в своей поддержке и не допустишь, чтобы алчные торговцы ваши брали мои товары по тем ценам, что дают герулам, а давали за мои кожи и воск настоящую цену и деньгами, и тканями, и всем, чем столь щедро обеспечена ваша славная Империя».

Ниже следовал отпечаток стилизованной лошадиной головы – личная печать Стайны.

Скулди произнес последние слова, и над тингом нависло напряженное молчание.

Нарушил его рикс Одохар.

– Что скажешь, Стайна? – жестко произнес он. – С твоих ли слов это написано?

– Ложь это! – выкрикнул Вилимир.

И, смешавшись, опустил голову под тяжелым взглядом Одохара.

– Да, – медленно проговорил Стайна, неторопливо окинув взглядом замершую толпу. – Да, это написано с моих слов. Я знаю, что делаю. Я, мирный вождь, знаю, что лучше для нашего народа. Не воевать. Разве бург не стал богаче с тех пор, как я стал вождем? Разве кто-то умер от голода? Разве мой суд хоть раз был неправеден? Ты, Одохар, хочешь воевать. И рикс герулов Комозик тоже хочет воевать. Мирный вождь герулов не хотел – и Комозик убил его. Ты тоже хочешь убить меня, чтобы я не мешал тебе воевать, потому что в войне приумножается твоя слава и твое богатство. Но в мире приумножается богатство всех гревтунгов. Поэтому легат Аврелий – друг гревтунгов, а ты, рикс Одохар, – нет. – Голос Стайны постепенно набирал силу, и никто не осмеливался его прервать.

«Он выкрутится!» – подумал Коршунов с ужасом и восхищением одновременно.

– Я хочу, чтобы каждый славный гревтунг стал богат и дети его не умирали голодными зимами. Я хочу, чтобы сыновья отцов жили и благоденствовали, а ты хочешь, чтобы их убивали ради твоей славы, Одохар!

– Ты стар, Стайна! – закричал Ахвизра. – А я молод! Я хочу славы, а не твоего жирного брюха!

– Твои родичи, Ахвизра, тоже хотели славы, – спокойно ответил Стайна. – Где они нынче?

– В Вальхалле! – воскликнул Ахвизра.

– Возможно, – согласился Стайна. – Но здесь ты – последний в роду, Ахвизра. И сыновей у тебя нет. Ты пойдешь за славой – и найдешь ее. Возможно. А твой род исчезнет, и некому будет помянуть твоих предков, Ахвизра. Кто хочет для своего рода такой славы? Кто?

Ответа не было. Даже Ахвизра молчал.

– Вот правда, – сказал Стайна. – Одохар возьмет ваших сыновей и поведет их на ромлян. И ромляне убьют их. Как уже убивали. Даже если ты вернешься со славой и добычей, Одохар, ты оплатишь ее кровью гревтунгов. Поэтому я не хочу твоего большого похода, Одохар! – Мирный вождь повернулся к вождю военному. – Ромляне и так дадут нам все, что мы пожелаем. И не потребуют цену крови. Вот правда, которую ты не желаешь видеть, Одохар. Но тинг ее услышал.

– Да, – спокойно отозвался Одохар, и Алексей понял, что рикс нисколько не обескуражен речью противника. – Я услышал твою правду. Но почему я услышал ее только сейчас, когда тинг узнал о твоих сношениях с ромлянами?

– Я всегда был против похода. И этого, и прошлого. И тебе это известно! – с достоинством произнес Стайна.