Рубиновый лес

Сол закатил глаза, и я едва не засмеялась, вспомнив, как однажды мы точно так же не могли решить, кто попробует стряпню Маттиолы первым (она прекрасно управлялась с кухонными мастерами, но никак не с самой кухней). Это словно было в прошлой жизни – предсказуемой и безопасной, когда один день сменялся другим, но ничем не отличался от предыдущего. Иногда мне хотелось вернуть то время… Но не сейчас, когда Солярис, рывком преодолев разделяющее нас расстояние, поцеловал меня.

Но не в губы, нет, а в лоб, как целуют дитя, утешая. Такой же целомудренный поцелуй Солярис дарил мне каждую ночь, подворачивая одеяло, чтобы не дать морозу искусать меня к утру. Этот поцелуй был безобидным, непорочным, и от этого мне вдруг стало так горько, что эта горечь почувствовалась даже на языке – таким был вкус разочарования. Неужели Мелихор ошиблась? Неужели ошиблась и зря понадеялась я?..

– Я люблю тебя как маленькое существо, которое должен оберегать, – прошептал Солярис.

И вдруг опустил голову ниже.

Я закрыла глаза, боясь пошевелиться, пока он скользил губами по моим векам и ресницам, чертил дорожку по переносице до кончика носа, а затем смазанно целовал линию челюсти под ямочкой на щеке. Я ждала, когда же он остановится, когда его любовь ко мне достигнет своего предела и отхлынет назад, как должна была отхлынуть по доводам рассудка. Но этого не происходило.

– Я люблю тебя как сородича, который никогда не оставит в беде, – сказал Солярис, а затем наклонился. – И я люблю тебя как ширен, свою пару, с которой хочу иметь собственное гнездо.

Оказывается, я была права – его губы только выглядели жёсткими, как и он сам, но на деле оказались мягкими и упругими. Они были горячими, такими же, как и вся его кожа. Несмотря на то, как нежно Солярис целовал меня, как останавливался каждую секунду и прислушивался ко мне, в какой-то момент я наконец-то почувствовала острые зубы под кончиком своего языка. К нему тут же присоединился язык Соляриса, неся с собой привкус мёда и чего-то дымного, металлического, будто бы то действительно был вкус огня.

– Тебе не мерзко? – спросил Солярис едва слышно, и, даже не открывая глаз, я чувствовала, как он смотрит на меня. Его глаза – солнце, его взгляд – тепло.

– Нет, ничуть, – с трудом ответила я, не замечая, что мои руки так и висят вдоль тела, обмякшие, в то время как Солярис держит моё лицо в своих ладонях.

Агатовые когти гладили щёки, цеплялись за убранные заколками пряди и мягко привлекали к себе, ближе, теснее. Я чувствовала грудью, как быстро и гулко бьётся сердце Соляриса – даже быстрее, чем у меня самой. Когда я всё-таки осмелилась приоткрыть глаза, то увидела, что Солярис действительно наблюдает за мной из-под опущенных ресниц, похожих на снег, что садится на щёки в месяц воя. В тот момент его губы замерли, соединённые с моими, и я, боясь, что он остановится в такой неподходящий момент, наконец-то подчинила себе ватные руки и накрыла ими его жемчужный затылок.

Под пальцами смялись не только локоны, но и цветочные лепестки, запутавшиеся в них.

Эти лепестки были повсюду: кружились над нами, танцуя в воздухе, медленно застилали землю ковром. Казалось, они летят со всех сторон сразу – сыплются, сыплются, сыплются. Лишь когда один из лепестков нечаянно попал мне в глаз, а волосы Сола полностью покрылись ими, превратившись в фиолетовую шапку, он отстранился и оглянулся вокруг, сверкнув глазами на деревья, которые неестественно дрожали и тряслись.

– Ми’шилин приа! Кыш!

Растерянно отряхиваясь от цветов, я запрокинула голову и увидела, как с самых высоких скрюченных ветвей, изгибающихся подобно змеям, резво спрыгивает стайка детей. Звонко смеясь и спотыкаясь о хвосты друг друга, они бросились врассыпную, пока не скрылись за углом пещеры.

– И так с рассвета и до заката. Вечно они преследуют меня, негодники, – вздохнул Сол тяжко, но на губах его, неестественно красных и немного искусанных, цвела несвойственная ему улыбка. – У сородичей есть поговорка: «Детёныши как плоды на ветвях нектарного древа: делают твою жизнь слаще, но иногда падают прямо на голову». Вот уж точно…

«Я помню плоды на ветвях волчьего древа…»

«Наука хоть и удивительна, но пока не позволяет видеть прошлое, как ваш сейд…»

– Солярис! – воскликнула я, и он резко обернулся, всё ещё выбирая из волос веточки и лепестки вистерии. Судя по тому, как беззвучно приоткрылся его рот, Сол ожидал услышать совсем не это: – Сенджу показал мне усыпальницу Дейрдре и Оберона сегодня.

– Да, я видел, откуда вы спустились.

– Нам нужно вернуться туда. Кажется, у меня есть идея.

12

Плоды на ветвях волчьего древа

«Нет». Таким было любимое слово Соляриса. Иногда мне и впрямь казалось, что я слышу его чаще, чем собственное имя.

«Нет, Рубин, мы не будем использовать мой хвост в качестве приманки, чтобы поймать этих рыб».

«Нет, Рубин, ты не можешь макать меня лицом в снег, потому что так могу делать только я».