Анна Андреевна медленно положила телефонную трубку. Что теперь делать? Она вдруг отчетливо поняла, что потеряла единственного человека, который относился к ней с терпением и любовью. В глубине души она понимала, что характер у нее не сахар, но Валентина всегда выслушивала ее жалобы на зятя и дочь, мягко призывая не обострять отношения, но и не осуждая ее, Анну. И Анна искренне считала, что так и должно быть. В свое время, когда ей пришлось так спешно уехать от мужа, только сестра не стала ее упрекать. Анна жила в ее семье до самых родов. Как Валентина тогда уговаривала ее не оставлять ребенка в роддоме! Но куда она могла взять дочь с собой? Она была до одури влюблена в ее отца и готова была ехать за ним на край света! Но этот негодяй поставил условие, чтобы она выбирала из них двоих. И она выбрала. Когда писала отказ от дочери, только о нем и думала. Они уехали в Ташкент, где ему предложили возглавить строительный трест. Бросил ее он ровно через год, увлекшись молоденькой секретаршей. Возвращаться ей было некуда, пришлось устраиваться на работу. Анна Андреевна не любила вспоминать этот период своей жизни. И никому о нем не рассказывала. Когда после смерти бывшего мужа она вернулась в Куйбышев, Валентина вновь помогла ей. Даже от родной матери Анна тогда не услышала ни одного доброго слова. Ляля же встретила ее как чужую. До сих пор в их отношениях нет ни капли тепла.
Анна Андреевна почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она не плакала никогда! В моменты жизненных неудач в ней просыпалась здоровая злость. В ее окружении всегда находился тот, кого она назначала виновным. В душе прочно поселялась ненависть или презрение. Впервые винить было некого. Тут внезапно пришедшая в голову мысль остановила и эти слезы. «Нет, не может быть! Он не это имел в виду, когда сказал, что решит проблему! Неужели от меня он пошел опять к Вале? И убил?…» – вспомнила она своего вчерашнего гостя.
Ляля открыла глаза и увидела дочь, тут же с беспокойством вскочившую со стула.
– Мамочка, только не разговаривай, тебе нельзя. Я сейчас Владимира Сергеевича позову, подожди.
Маргоша выбежала из палаты. Ляля вновь закрыла глаза. Голова гудела, хотелось пить.
– Проснулась? – Березин присел на стул возле кровати и достал из кармашка халата точечный фонарик. – Смотри на палец, теперь сюда, глазам больно?
– Березин, хватит издеваться. За что ты меня уложил в постель?
– Нет уж, матушка, я тут не при деле. Тебя ко мне доставили в карете с сиреной. В бессознательном состоянии!
– Ничего не помню. Володь, что случилось?
– А что ты помнишь? – посерьезнел Березин.
– Кажется, взорвалось что-то на улице, я упала. И все.
– Примерно так.
– А не примерно?
– Там из милиции к тебе пришли. Поговорить сможешь? – перевел он тему.
– Не умерла я, Березин. И со слухом и речью у меня все в порядке. Только дай воды попить, в горле пересохло.
– Шутишь? Хорошо! На, пей. Несколько глотков и через соломинку. – Березин рычажком приподнял изголовье кровати и вставил Ляле в руки маленькую бутылочку с водой.
– Сашка где? – вдруг встрепенулась она.
– Был он здесь. Я отослал его пока, все равно ты спала. Скоро вернется. – Березин не стал ничего говорить ей о смерти близких.
– Ты от меня ничего не скрываешь, Володь? – подозрительно посмотрела она на него.
От ответа его спас Борин, приоткрывший дверь палаты.
Борин в нерешительности остановился на пороге. Он пришел допросить «с пристрастием» жену пострадавшего бизнесмена, настраивая себя на официальный лад. Из медкарты он знал ее возраст, диагноз, а от мужа – количество детей. Дети тусовались здесь же, в больничном коридорчике, вполне взрослые и даже, как мельком заметил он по кольцу на пальце девушки, замужние. Или почти женатые: парень у окна, сын Соколовых, по-хозяйски обнимал хрупкую на вид молодую женщину. Сделав вывод, что жена бизнесмена Соколова уже в возрасте, да еще травмирована, он подумал, что допрашивать ее нужно с осторожностью. Свидетель она ценный, практически единственный.
На кровати лежала совсем молодая женщина, и Борин растерялся. В ее широко открытых глазах застыл немой вопрос, ответ на который она уже знала, и это знание вызывало у нее такую боль, что Борину вдруг нестерпимо захотелось погладить ее по руке, успокаивающе и нежно, а не расспрашивать под протокол. «Что-то со мной не то в последнее время». Борин чувствовал, как вместо суровой маски мента на его лице невольно образовалась сочувствующая гримаса. Он совсем смешался, когда голосом, больше похожим на сюсюканье с младенцем, он, майор Борин, задал дежурный вопрос:
– Ну, как мы себя чувствуем?
– Спасибо, неплохо, – вежливо ответила та, глазами указывая на стул. – Присаживайтесь.
– Следователь Борин, – запоздало представился он, прокашлявшись. – Елена Владимировна, мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Слушаю вас внимательно.
– Расскажите в подробностях, как вы провели сегодняшнее утро вплоть до того момента, как потеряли сознание.