Рудольф Нуреев. Неистовый гений

Между тем манера работать у Нуреева была весьма и весьма своеобразной. Когда он сочинял хореографию нового балета, то говорил мало. Он никогда не собирал танцовщиков вместе, чтобы предварительно объяснить им основные линии создаваемого произведения. Он просто диктовал последовательность па, показывал их, делал и переделывал, пока не получалось именно то, что ему хотелось видеть. Его связки были очень сложными и мучительными, не все могли их воспроизвести, и если танцовщик испытывал затруднения, нетерпеливый Нуреев тут же заменял его другим. «Вы не говорить, вы делать», – всегда ворчал он, если его одолевали вопросами. Стиль руководства на посту директора был примерно таким же. Мало слов – много жестов. И взгляд – невероятно красноречивый. К тому же Нуреев говорил на своей чудовищной смеси языков, которую не все понимали. А теперь самое время вспомнить о его хронической нетерпеливости. Вот откуда все эти бури, все эти приступы ярости, которые он сам, немного остыв, не без иронии называл «божественными молниями»!

Артистическое и личное непонимание между Нуреевым и труппой достигло апогея при открытии сезона 1984 года. После довольно плохо принятого балета «Ромео и Джульетта», в связи с чем Рудольф сделал публике неприличный жест в день премьеры, труппа решила применить худшую из санкций: артисты проголосовали за забастовку в отношении репетиций «Лебединого озера». Забастовка… Такого слова в лексиконе у Нуреева еще не было. На этот раз труппа была задета тем, что Нуреев хотел поставить свою версию, в то время как в репертуаре уже была версия Владимира Бурмейстера, которую танцевали в Опере с 1960 года. Но Нуреев ненавидел эту постановку! По его мнению, роль принца в ней была слишком мала, к тому же главный герой больше походил на комического шута, запутавшегося в любовных приключениях.

Голосование за забастовку было массовым: почти все 150 артистов (за исключением шести человек) сказали «да». Две недели танцовщики противостояли совершенно подавленному таким оскорблением директору.

В первый раз Нуреев подумал об уходе. Он больше не мог

, он чувствовал себя оплеванным, преданным… Желание уйти было сильным и появлялось впоследствии довольно часто. «Рудольф намеревался уволиться каждые три недели, – вспоминал Жан-Люк Шоплен, сменивший в 1984 году Тьерри Фуке на посту администратора балета. – В состоянии абсолютного бешенства он диктовал заявление об уходе. Моя секретарша начинала рыдать. Дело дальше этого не шло, и он уходил в свой кабинет-закуток играть на пианино, чтобы успокоиться»⁴⁰.

При этом Рудольф сам утихомирил бурю, порожденную его «Лебединым…». Произошла редкая вещь: он согласился поговорить с артистами. Со всеми сразу, выступив с большой покаянной речью, что было для него совершенно необычно. «Общение между директором и 150 артистами не может быть простым, – сразу признал он. – У меня импульсивный темперамент, и в пылу работы, во время репетиций, я могу употреблять крепкие выражения либо какие-то чрезмерные действия, единственно предназначенные для того, чтобы как можно лучше выразить волю к преодолению самого себя и к абсолюту и передать это танцовщикам. Возможно, мои жесты и слова могли вас ранить, и я прошу за это извинить меня…»⁴¹. Затем он предложил ловкий выход из кризиса: в текущем году будет поставлена его версия, а в следующем – возобновлена версия Бурмейстера. Таким образом, артисты сами могли сравнить обе версии и выбрать, в какой из них они предпочтут танцевать. Но Рудольф был большой хитрец. Он один знал, что предлагает им волнующую, психологически насыщенную постановку, которая сделает версию Бурмейстера блеклой и никому не интересной.

«Лебединое озеро» Рудольфа Нуреева было представлено публике 20 декабря 1984 года⁴². Реакция прессы была неоднозначной. Кто-то говорил, что в этой постановке «грезы кажутся скорее холодными, чем романтическими»; кто-то сетовал, что «лебеди потеряли свои гибкие руки». Не всем понравились декорации, выполненные художником Эцио Фриджерио, напоминавшие ледяной дворец…

Тем не менее в ходе премьерных показов были сделаны и свои открытия. Так, 29 декабря 1984 года двойную роль Одетты – Одиллии впервые танцевала Сильви Гиллем. Ей было всего девятнадцать лет. Раньше она занималась гимнастикой, потом стала балериной и только за пять дней до своего выступления – «первой танцовщицей», пройдя ежегодный конкурс. И вот вам откуда ни возьмись лебедь с длиннющими ногами, с очаровательным изгибом ступней, нежная и обольстительная. В конце спектакля под гром аплодисментов, адресованных дебютантке, на сцене появился Нуреев с микрофоном в руке и провозгласил: «Я имею честь и удовольствие назначить Сильви Гиллем танцовщицей-звездой Парижской оперы!»

Таким образом, Рудольф сломал еще одну традицию Оперы, и на этот раз при всеобщем одобрении: он покончил с назначением звезд по «приказу администрации», он стал отмечать танцовщиков публично, при участии зрителей. Это была одна из самых приятных нуреевских традиций.