Рудольф Нуреев. Неистовый гений

В балете Рудольф оставил за собой роль продюсера, или, если следовать старой доброй сказке, феи-крестной, великодушной и заинтересованной. По правилам контракта он не мог танцевать премьеру, и эта честь была предоставлена Микаэлю Денару, однако при создании телевизионной версии Рудольф взял свое.

С нуреевской «Золушкой» балет Парижской оперы отправился на следующее лето в Нью-Йорк, но критика приняла это новое творение Рудольфа с прохладцей.

Кроме «Золушки», которая была гвоздем сезона, Парижская опера показала еще несколько новых балетов. Джером Роббинс согласился поставить «In memory of»

для Сильви Гиллем, но отказался возобновить свой балет «En Sol», находившийся в репертуаре с 1975 года, капризно аргументируя это тем, что ему не оставили времени для репетиций. В репертуар вошли также одухотворенное произведение Джона Немайера «Magnificat», исполненное на фестивале в Авиньоне, балет Хосе Лимона «Павана Мавра», а также три балета Баланчина. Но самым незабываемым оказался вечер, на котором впервые исполнялись пять небольших балетов молодых американских хореографов: «Падшие ангелы» Кароль Армитаж, «Soon»

Дэниэла Эзралоу, «Радуга» Элвина Николаиса, «Конверт» Дэвида Парсонса и потрясающий, на грани бесстыдства балет «Там, где висят золотые вишни» («In the middle, somewhat elevated») Уильяма Форсайта, поставленный специально для Сильви Гиллем и Микаэля Денара. Форсайт, малоизвестный во Франции, оказался самым большим выигрышем Нуреева.

Пятый сезон, в отличие от предыдущего, обманул ожидания. Не было заметных постановок, а лишь повторы прежних спектаклей, что объяснялось финансовыми трудностями. Предыдущие сезоны оказались слишком разорительными. Один вечер современной хореографии стоил так же дорого (если не еще дороже), как большая постановка Нуреева. Поэтому надо было равномерно распределить спектакли – новые и старые – в афише. Дважды в год давали классические серии («Лебединое озеро» и «Щелкунчик»), собиравшие полные залы. Несмотря на болезнь, Нуреев трижды танцевал Ротбарта и дважды Зигфрида (один раз с Сильви Гиллем) в «Лебедином…» и шесть раз Дроссельмейера в «Щелкунчике» с Элизабет Морен. Это было слишком много, и Нуреев знал это, но он также знал, что его дни как танцовщика отныне сочтены. И, увы, не только как танцовщика… В ноябре 1987 года, в перерывах между съемками телевизионной версии «Золушки», он отправился в Уфу, чтобы наконец увидеться со своей матерью. Возвращение было трудным, но жизнь продолжалась: приехав в Париж, Рудольф снова танцевал в «Щелкунчике», будто ничего не случилось…

В пятом сезоне труппа много гастролировала. После Бангкока и Китая апофеозом должны были стать полуторамесячные летние гастроли в Соединенных Штатах. В Нью-Йорке, Вашингтоне и Лос-Анджелесе предстояло показать три крупных спектакля – «Лебединое озеро», «Щелкунчика» и «Золушку», а также новые постановки – «Этюды» датчанина Харалда Ландера, «In the middle…» Форсайта и его же «Страдания святого Себастьяна». Эта программа наглядно отражала художественную политику Нуреева в Опере.

Очень сильным моментом турне был гала-концерт, организованный в Метрополитен-опера 27 июня в честь пятидесятилетия Нуреева. В тот вечер Нуреев заслужил самые большие почести. Под «Марш троянцев» Гектора Берлиоза прошли ученики Балетной школы (они тоже участвовали в турне, что было необычным), кордебалет и солисты. Дефиле имело оглушительный успех.

Нуреев танцевал «Песни странствующего подмастерья» Мориса Бежара с Шарлем Жюдом. По окончании спектакля американская публика спела ему «Happy birthday». На сцену, чтобы поздравить именинника, вышли звезды балета, прибывшие из разных стран⁸.

Любящая публика, поющая «С днем рождения тебя!», – можно ли было представить подобное в Опера Гарнье? Между тем это роскошное действо все же имело привкус апофеоза, возвещавшего близкий конец. Сам Рудольф, несомненно польщенный, бросил Джейн Хэрман, организатору этого гала-концерта: «Во всяком случае, ты делаешь все, лишь бы я побыстрее прекратил танцевать…»⁹.

В целом, однако, гастроли Гранд-опера оказались неудачными для принимающей стороны. «На некоторых спектаклях мы здорово прогорели, например на „Страданиях святого Себастьяна“ навязанных нам Рудольфом, которые вдобавок еще создали невероятные технические проблемы», – вспоминала Джейн Хэрман¹⁰. Метрополитен помнил об этом еще многие годы. Рудольф хорошо это чувствовал: «В Нью-Йорке люди на вас вешаются, но я не хотел бы здесь жить. Это не место для творчества. Это рынок, где продают и покупают, где потребляют искусство, как продукт. Мне нужна Европа. Мне подходит Париж»¹¹.