Рудольф Нуреев. Неистовый гений

Неприятную обязанность официально сообщить о болезни Нуреева взял на себя Мишель Канези. Пятнадцатого января 1993 года на страницах газеты «Фигаро» личный врач Рудольфа подтвердил, что его пациент был вирусоносителем и скончался вследствие СПИДа. В интервью Рене Сервену он подробнейшим образом изложил все методики лечения, перепробованные за нескольких лет. Казалось бы, доктор Канези обязан был сохранять врачебную тайну. Но он и сохранял ее до самой смерти танцовщика, и лишь когда тело было предано земле, он сказал: «Я пошел на этот шаг потому, что нет ничего постыдного в его болезни. Кроме того, эта информация может быть полезной всем анонимным пациентам. Рудольф прожил с вирусом тринадцать‑четырнадцать лет благодаря своему боевому духу, и надо, чтобы об этом знали. Рудольф не хотел, чтобы обсуждали его болезнь, пока он жив, — из‑за профессиональных причин, из боязни, что мир перед ним снова закроется. Но еще меньше он хотел, чтобы его имя утонуло в забвении. Чтобы избежать этого, он создал фонды в пользу танца и медицинских исследований»^{831}.

В своем интервью доктор Канези упомянул о фондах Нуреева. После смерти танцовщика им пришлось выдержать жесткие юридические баталии.

Управлением огромного наследия Нуреева отныне занималась созданная в 1975 году организация Ballet Promotion Foundation (BPF). Штаб‑квартира этой организации находилась в Вадуце, Лихтенштейн. Юристы Ballet Promotion Foundation

отслеживали соблюдение авторских прав Нуреева‑хореографа. Но это была лишь одна сторона их работы, причем не самая сложная. Нуреев оставил громадное состояние в виде недвижимости, биржевых портфелей, произведений искусства, личных вещей самого разнообразного назначения, которые отныне приобрели огромную ценность, потому что принадлежали звезде. И всеми этими вещами надо было как‑то распорядиться.

В апреле 1992 года, зная о том, что конец близится, Нуреев согласился на создание еще одного фонда — Rudolf Noureev Dance Foundation (RNDF), расположенного в Чикаго. Фондом управлял Барри Вайнштейн, его адвокат на протяжении двадцати лет и специалист по налогообложению. RNDF имел целью принять в собственность все имущество Нуреева, находившееся в Соединенных Штатах, продать его и употребить вырученные средства на пользу танца, а также на увековечивание памяти самого танцовщика.

Очень скоро оба фонда решили продать квартиры Рудольфа и выставить на аукцион все остальное. Торги на европейское имущество проходили в Лондоне, а на американское — в Нью‑Йорке. Продажами имущества знаменитостей обычно занимается аукцион Sotheby's, но в данном случае инициативу перехватил

Christie's. Чтобы подтолкнуть продажи, Christie's пообещал выделить большие средства для организации передвижной выставки, посвященной Нурееву; кроме того, планировалась публикация каталога в роскошном исполнении.

«Опись началась очень быстро, через неделю после смерти Нуреева, — вспоминал Бертран дю Виньо, в те годы вице‑президент Christie's France

. — Что меня поразило, когда я попал в квартиру на набережной Вольтера, — это эклектизм его коллекции. Я ожидал увидеть предметы искусства и мебели отменного вкуса, но не ожидал, что они будут в таком количестве. Это было безумие: открывая ящики, шкафы, заглядывая под кровати, вы повсюду видели разнообразные вещи. Старинные костюмы и одежда были сложены в ящиках; ковры, даже не вынутые из упаковки, лежали под кроватью или в сундуках»^{832}.

В парижской квартире работало не менее восемнадцати экспертов по живописи, скульптуре, мебели, костюмам и предметам обихода. Со стороны процесс очень напоминал демонтаж декораций в театре после спектакля. Со стен снимали картины, упаковывали посуду и столовое серебро, выносили кровати, столы и стулья, с особой осторожностью выносили роскошные пианино и органы. Тщательно были рассортированы сценические костюмы и балетные туфли, в ящики уложены книги по искусству, литературе и музыке (более двух тысяч томов), партитуры с пометками Нуреева. Также был составлен перечень личных вещей танцовщика — брюк, свитеров, рубашек, шляп и пальто; учитывались даже изношенные до дыр майки, ведь они принадлежали звезде, а значит, могли принести несколько лишних долларов…

В Нью‑Йорке делали то же самое. Нью‑йоркская квартира постепенно освобождалась от громоздкой мебели XVII и XVIII веков, от картин и скульптур эпохи Возрождения. С большой осторожностью сняли куски расписных китайских обоев, покрывавших стены гостиной. Все было отправлено на мебельный склад, и в июне Christie's объявил о дате продаж: в Нью‑Йорке — декабрь 1993 года, в Лондоне — январь 1994 года.