Рука доктора Фу Манчи. Золотой скорпион

— В послании говорится, что сегодня ночью будет совершено исключительно дерзкое и опасное покушение на мою жизнь. В нем предлагается, чтобы вы наблюдали за выходящим во двор окном и держали пистолет наготове. — Мой друг странно посмотрел на меня. — Как вы думаете действовать в подобных обстоятельствах, Петри?

— Этот совет кажется мне чрезвычайно подозрительным. Однако… что еще мы можем сделать?

— У нас есть еще несколько вариантов возможных действий. Но я все же предпочитаю последовать совету Ки Минга.

Часы на соборе Святого Павла пробили половину третьего ночи.

ГЛАВА XXIX

КОЛДОВСТВО ЛАМЫ

Со своего места в кресле возле окна я видел две стороны двора внизу. Прямо напротив находился вход в какие-то апартаменты, а справа, за бесчисленными арками, лежал лабиринт древних как мир подворотен и узких проходов, которыми человек, знакомый с сложным, извилистым маршрутом, мог выйти в конце концов на набережную.

Эта сторона двора была погружена в густую тень. Но, слегка подавшись в сторону, я мог разглядеть слева вход под аркой, освещенный тусклым фонарем на железной скобе, и голую поверхность высокой глухой стены. Ни звука не доносилось до моего слуха, лишь изредка тишину нарушал шум проезжающих по Флит-стрит машин.

Я совершенно не представлял себе природу угрожающей нам опасности. Но пистолет мой лежал на столе у меня под рукой, а Смит, тоже вооруженный, наблюдал за входной дверью нашего номера, поэтому оставалось совершенно непонятным, каким образом призрачный враг рассчитывал добраться до нас.

Однако в поведении Найланда Смита мне почудилось нечто странное, и это заставило меня предположить, что он подозревает, если не знает наверняка, какого рода угроза тяготеет над нашими головами в сумраке номера. Одно обстоятельство чрезвычайно озадачивало меня: если Смит сомневался в благорасположенности отправителя письма, то почему все-таки он решил последовать его совету?

Пока бесконечные и бессмысленные раздумья на эту тему занимали мой мозг, я продолжал пристально исследовать сгустившиеся во дворе тени.

Я сидел у окна, рассеянно размышляя над тем, почему так тихо ведет себя Смит на своем посту, и вдруг ощутил присутствие некоего стройного тонкого человека у арок справа. Открытие это я сделал полубессознательно, и оно почему-то не удивило меня. Я просто наблюдал за расплывчатой фигурой в тени и не находил ничего интересного или значительного в том, что некто стоит во дворе внизу и смотрит в мое окно.

Я не в силах объяснить состояние своего рассудка в тот момент, это полное безразличие, столь отличное от чувства ужаса, посетившего меня совсем недавно. До сего дня я не могу восстановить тогдашнее свое умонастроение по веским причинам, в то время совершенно мне непонятным.

То Зарми стояла во дворе и смотрела в мое окно! Я молча наблюдал за ней. Почему я молчал? Почему не предупредил Смита о близком присутствии человека из окружения доктора Фу Манчи?.. Лишь позже странность моего поведения стала отчасти понятной.

Зарми подняла руку и поманила меня к себе, а потом отступила назад, обнаруживая присутствие еще одного человека, до сих пор скрывавшегося в густой тени под аркой. Вторая фигура медленно выступила вперед, и я узнал в ней мандарина Ки Минга.

Его появление я воспринял с интересом, но со своего рода безличным интересом — так я мог бы наблюдать за появлением очередного героя спектакля на сцене театра. Несмотря на тусклое освещение, я отчетливо разглядел благородный облик мандарина. Но не испытал ровным счетом никакого волнения: чувство сонного удовлетворения охватило меня. Я поймал себя на мысли о том, что хорошо бы Найланд Смит не нарушил своим вторжением моих грез!

Какие завораживающие картины проходили перед моими глазами! Вся драма с участием Фу Манчи разворачивалась перед моим мысленным взором, начиная с момента первой моей встречи с желтым доктором. Снова участвовал я в сцене, имевшей место два или более года назад, снова врывался в курильню Шень Яна и оказывался лицом к лицу с Фу Манчи. Он сидел передо мной в простом желтом халате (почти такого же цвета, как и его сухое безволосое лицо), поставив локти на грязный стол и подперев острый подбородок костлявыми длинно-палыми кистями. Вновь смотрел я в его пронзительные глаза — узкие, чуть раскосые; яркие, по-кошачьи зеленые глаза, которые изредка подергивались жуткой пленкой, словно глаза какой-то фантастической птицы…

Так начались мои видения — и дальше шаг за шагом я прошел через всю историю нашего знакомства и пережил каждый ее эпизод, значительный и незначительный. Подобные ретроспективные картины разворачиваются в мозгу утопающего человека.

С ужасной, но завораживающей живостью увидел я перед собой Карамани, свою потерянную любовь. Она предстала передо мной, сначала закутанная в манто с капюшоном; подобное цветку, лицо ее с сияющими черными глазами было обращено ко мне; потом я увидел возлюбленную в полупрозрачном восточном одеянии рабыни и, наконец, в цыганском наряде.