Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала

Несколько сложнее обстояло дело с практическими изменениями в работе комитета. Упразднили печально известное Пятое управление КГБ, занимавшееся борьбой против «идеологической диверсии». Но упразднили на бумаге. На самом деле переименовали в Управление по защите конституционного строя. Девятое управление переименовали в Службу охраны. Смысл этого акта, не вызвавшего никакого публичного отклика, мне неясен до сих пор. Настойчиво искали ту область, где КГБ мог бы действительно проявить себя как страж общественных интересов. Так было создано Управление по борьбе с организованной преступностью. Нельзя умалять сложность и важность этой работы. Преступность захлестнула больное общество, сплелась с административными, партийными, правоохранительными структурами. В стране не осталось ни единой, кроме КГБ, организации, которая могла бы взяться за борьбу с этим разрушительным явлением. У КГБ была заслуженная репутация учреждения, не пораженного коррупцией, у КГБ — опытные кадры и разветвленные структуры. Но в 1990—1991 годах новому управлению не удалось проявить себя. Расчеты на быстрый успех не оправдались. Работа по организованной преступности — это совершенно новая область для комитета. Результаты дадут только последовательные, неустанные усилия. Сотрудники госбезопасности, уверен, проявят и здесь самоотверженность и высокий профессионализм. Для этого им нужна поддержка общества, уверенность в своем будущем и разумное руководство, не преследующее личных политических интересов.

В кампанию гласности включилось и Первое главное управление. В декабре 1989 года начальник разведки впервые в ее истории выступал перед открытой аудиторией. В конференц-зале МГИМО собралось несколько сотен преподавателей и студентов, и с замирающим сердцем я приступил к рассказу о своей службе, расположив к себе слушателей, как мне казалось, воспоминанием об учебе в этом институте много-много лет тому назад. В зале были знакомые лица.

А.А. Давидова, учившая меня когда-то языку урду, прислала короткую теплую записочку. Я почувствовал себя увереннее. Заготовленный текст пришлось отложить в сторону. Эти слушатели явно ждали живого слова, и нельзя было обмануть их ожиданий. Выступление удалось. Это стало понятно по дружелюбно оживленной реакции зала, десяткам записок с вопросами.

Январь 1990 года. Авиационный завод «Знамя труда». Очередное выступление. На подступах к залу вижу знакомое лицо — мой дальний родственник Николай Ильин, работающий на этом заводе. Зал набит до отказа, и аудитория — рабочие, инженеры — оказывается даже еще более отзывчивой и доброжелательной, чем в МГИМО. Град вопросов — от очень наивных до весьма непростых. Отвечаю честно, в меру своей осведомленности.

Вопрос: «Сколько вы зарабатываете в месяц?»

Ответ: «Тысячу триста рублей».

В зале раздается гул. Не могу понять, в чем дело, — видимо, сумма велика. Громкий голос из аудитории: «У нас столько слесарь может заработать!» Вот, оказывается, что. А я-то думал, что мне хорошо платят.

Приподнятое настроение наступает после удачного общения со слушателями, но подготовка к нему — это тяжкий труд. Меня удручают штампованные неуклюжие фразы материалов, которые готовятся в нашем управлении информации. Они напоминают передовые статьи «Правды» десятилетней давности. Я переделываю их по своему вкусу. Ведь выступление начальника разведки, как мне думается, событие для слушателей. Они должны видеть перед собой не чиновника, читающего по бумажке, а размышляющего, не во всем абсолютно уверенного человека, способного поделиться с аудиторией своими сомнениями. Главное же, на мой взгляд, говорить правду, честно предупреждая о невозможности разъяснения вопросов, составляющих государственную тайну.

...Разведчик становится известен миру только тогда, когда его постигает крупная неудача. Пожалуй, то же самое можно сказать о разведке. Эта организация по своей природе должна видеть и слышать все, оставаясь сама невидимой. Нам довелось работать в тяжелый период, коли уж я стал лектором...