Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала

Сохранился огромный, обнесенный кирпичной стеной тенистый парк, в котором разбросаны небольшие коттеджи. (Сравнительно недавно стараниями одного из наших послов была снесена старенькая часовня. Ссадина на земле, где она стояла, уже заросла травой.) Невероятной мощи чинары бросают густую, такую приятную в летний тегеранский зной тень на простое и изящное здание старой постройки. Здание заброшено, изранено годами и равнодушием. Обширная центральная зала, где еще можно полюбоваться прелестной персидской лепниной, завалена горами никому не нужной литературы. Это книги-однодневки, которые шли из Москвы в библиотеку посольства, были за ненадобностью перевезены в консульство в Реште, а с закрытием в 1980 году консульства возвращены в Тегеран и свалены грудами в Зарганде. Судьба их ждет незамысловатая: зачешутся руки у завхоза или советника, найдется подходящая площадка под чинарами, будет устроен субботник— и весело взметнется высокое жаркое пламя. В наших посольствах книги не в чести, а те, что свалены в Зарганде, не привлекут внимания и энтузиаста-одиночки. Они писались к случаю, издавались, ибо того требовала конъюнктура, не привлекали ни взгляда, ни мысли и никем никогда не читались. В прошлом веке о них сказали бы: «груды неразрезанных книг». Поскольку речь опять пошла о книгах, стоит сказать несколько слов и о посольской библиотеке.

Небольшая, метров двадцать пять, комната. Два стеллажа посередине, полки по стенам. Библиотека за время своего существования подвергалась стихийным бедствиям, разорениям, варварским налетам, была объектом тихого грабежа и благочестивых чисток, но и по оставшемуся можно судить о богатстве того или иного ее периода.

Лежат стопкой на полу пудовые, изданные в середине прошлого века тома трудов Кавказской археологической комиссии. Любили наши предшественники свое дело, работали дотошно, не торопясь, со скрупулезной добросовестностью. Огромные, покрытые липкой тегеранской пылью фолианты — чудо ручного типографского искусства. Долгие годы не касался этих книг читательский взгляд. Может быть, потому, что заслоняет их тяжелое кожаное кресло старинного фасона? Кажется, именно в этом кресле сидел на Тегеранской конференции Черчилль.

Вот скромная полка, где приютились издания XIX века — на русском, французском, английском языках. Пожелтели страницы, потерты кожаные переплеты, надорваны корешки, но как благородны эти ветераны, как много они могут рассказать о Востоке, который настойчиво, осторожно и умно осваивался русским человеком.

Начало нашего века. Картон и коленкор сменяют кожу, появляются бумажные обложки. История, география, литература, политика Ирана, русско-иранские отношения — толково, заинтересованно и живо писали. Судя по пометкам в книгах, так же и читали наши предшественники.

Послереволюционный период до пятидесятых годов представлен увлекательной литературой на английском, французском и персидском языках. Это было время бурных событий на Ближнем Востоке, в Индии, и советские дипломаты внимательно за ними следили. Книг на русском мало, на сохранившихся стоят штампики— «Проверено. 1938 г.», «Проверено. 1939 г.». Книги, в которых упоминались востоковедами «не те» имена, шли в огонь. Безжалостно выдирались предисловия и послесловия, где фигурировали фамилии «врагов народа», уничтожались журналы, в которых помещались их статьи. Немногие из книг того периода выжили, не самые интересные.

Новейший период сух, скучен и по большей части бесполезен. Брошюрки, будто писанные одним и тем же механическим сочинителем. Мелкие зернышки фактов, завернутые в клубки словесной ваты. Последний раз касалась их рука человеческая для того, чтобы определить на полку до поры, пока новая «злободневная» литература не потребует себе места. Тогда придет в библиотеку вечно занятый завхоз и скажет, что списать и уничтожить, а что пускай полежит до следующего раза.

У многих дипломатов, по моим наблюдениям, нет интереса к стране, в которой они живут и работают. Они занимаются проблемами сегодняшнего дня, редко удосуживаются заглядывать в прошлое. Вот почему библиотека напоминает мне пришедшее в разорение кладбище. Хочется сказать: «Аминь».

...Вернемся же в Зарганде, к старинному, дряхлеющему зданию с лепными карнизами, колоннами, сводчатыми окнами и заваленной макулатурой, ломаными стульями и шкафами залой. Придет очередной посол и пустит его на слом, а на этом месте, возможно, построит для себя современную виллу.