Рука Оберона

— Я думал об этом, — сказал Рэндом, — и мне пришло в голову, что можно воспользоваться этим Образом. Просто пройти к центру и перенестись домой.

— Пройдя по темной зоне? — спросил я.

— Почему нет? Ганелон уже опробовал это, и с ним все о’кей.

— Минуточку, — сказал Ганелон. — Не сказал бы, что это было легко, и лошадей, я уверен, этим маршрутом не провести.

— К чему ты клонишь? — сказал я.

— Помнишь то место, где мы пересекали черную дорогу… когда бежали из Авалона?

— Конечно.

— Ну, ощущение, что я пережил, добывая карту и кинжал, было схоже с помешательством, которое сошло на нас в тот раз. Это одна из причин, почему я бежал так быстро. Я предпочел бы еще разок попробовать Козыри, продолжая предполагать, что эта точка тождественна Янтарю.

Я кивнул.

— Ладно. С тем же успехом мы можем попробовать и это. Давай собирать лошадей.

Мы так и сделали, уточнив при этом длину грифоновой цепи. Зверюгу осадило метрах в тридцати от входа в пещеру, и он тут же принялся жалобно блеять. Что не упростило работу по умиротворению лошадей, но вызвало необычное ощущение, о котором я решил умолчать.

Как только мы покончили со сборами, Рэндом отыскал свои Козыри, а я вытащил свои.

— Давай попробуем Бенедикта, — сказал он.

— Ладно. Теперь как пожелаете.

Я тут же приметил, что карты на ощупь опять стали холодными — добрый знак. Я оттасовал карту Бенедикта и начал приготовления. Рэндом рядом со мной занимался тем же самым.

Контакт возник почти сразу.

— Чем обязан? — осведомился Бенедикт, взгляд его прогулялся по Рэндому, Ганелону и лошадям, потом встретился с моим.

— Проведешь нас? — сказал я.

— Лошадей тоже?

— В общем, да.

— Прошу.

Бенедикт протянул руку, я коснулся ее. Мы все двинулись на призыв. Мгновением позже мы стояли рядом с ним на высокой скале, прохладный ветер ерошил нашу одежду, и — послеполуденное солнце Янтаря в синем небе, загроможденном облаками. На Бенедикте была плотная кожаная куртка и штаны из оленьей кожи в обтяжку. Блекло-желтая рубашка. Оранжевый плащ скрывал обрубок правой руки. Бенедикт стиснул свои длинные челюсти и воззрился на меня сверху вниз.

— Из интересных краев спешите вы, — сказал Бенедикт. — Я кое-что заметил на дальнем плане.

Я кивнул.

— С этой высотки тоже ничего себе вид открывается, — сказал я, заметив подзорную трубу у Бенедикта на поясе и сообразив, что стоим мы на широком уступе скалы, с которого Эрик распоряжался битвой в день своей смерти и моего возвращения. Я отодвинулся, чтобы взглянуть на темную просеку через Гарнат, тянущуюся к горизонту далеко вниз.

— Да, — сказал Бенедикт. — Черная дорога, похоже, стабилизировала свои границы почти на всем протяжении. Но на некоторых участках она по-прежнему расширяется. Как если бы она приближалась к некоторому… образу… Теперь скажи, откуда это вы прибыли?

— Прошлую ночь я провел в Тир-на Ног’т, — сказал я, — а этим утром, переваливая через Колвир, мы заблудились.

— Это не так просто сделать, — сказал Бенедикт. — Потеряться на собственной горе. Все время держи на восток и — все, ты же знаешь. Это то направление, откуда солнце, как известно, начинает свой путь.

Я почувствовал, что лицо у меня зарделось.

— Был несчастный случай, — сказал я, глядя в сторону. — Мы потеряли лошадь.

— Что за несчастный случай?

— Серьезный… для лошади.

— Бенедикт, — сказал Рэндом, вдруг поднимая взгляд от — как я сообразил — разорванного Козыря, — что ты можешь рассказать мне о моем сыне Мартине?

Прежде чем заговорить, пару мгновений Бенедикт изучал его. Затем:

— Откуда такой внезапный интерес? — спросил он.

— Просто у меня есть основания полагать, что он может быть мертв, — сказал Рэндом. — Если это так, я хочу отомстить. Если не так… ну, даже мысль о том, что он мог умереть, приводит меня в некоторое сумасшествие. Если Мартин все еще жив, мне хотелось бы встретиться с ним и поговорить.

— Что привело тебя к мысли о его возможной смерти?

Рэндом глянул на меня. Я кивнул.

— Начни с завтрака, — сказал я.

— Пока он занят рассказом, я сооружу нам ленч, — сказал Ганелон, роясь в одной из сумок.

А Рэндом начал:

— Единорог указала нам путь…

III

Мы сидели в молчании. Рэндом закончил рассказ, а Бенедикт разглядывал небо над Гарнатом. Лицо его ничего не выражало. Я давным-давно научился уважать его молчание.

Наконец Бенедикт кивнул, один раз, резко, и, повернувшись, взглянул на Рэндома.

— Я давно подозревал нечто подобное, — объявил он, — из того, на что годами намекали Папа с Дваркином. У меня складывалось такое впечатление, что существовал изначальный Образ, который они то ли нашли, то ли создали, а наш Янтарь стал лишь его тенью, примерно равной ему по силе. Но я так и не добился никаких указаний, как можно добраться до изначального Образа.

Бенедикт кивнул на Гарнат.

— Говоришь, это соответствует тому, что было свершено там?

— Похоже, — отозвался Рэндом.

— …И вызвано пролитой кровью Мартина?

— Я так полагаю.

Бенедикт поднял Козырь, который Рэндом передал ему при пересказе событий. На этот раз Бенедикт никак не откомментировал его слова.