Рука Оберона

— Я заметил, — отозвался он. — Просто пытаюсь решить, какой из способов рассмотреть все как следует наилучший. Я не испытываю счастья от мысли прогуляться по поврежденному Образу. С другой стороны, интересно, какие напасти навлеку на себя, если рискну пройти наискосок через почерневший сектор. Как думаешь?

— Пройти через то, что осталось от Образа, потребует времени, — сказал я, — если сопротивление хоть приблизительно равно домашней версии. К тому же нас учили, что сбиться с Образа — смерть… а состояние дел вынудит покинуть его, стоит добраться до кляксы. С другой стороны, как ты говоришь, ступив на черное, можно насторожить врагов. Так что…

— Так что ни один из вас ничего не хочет делать, — прервал Ганелон. — Я пошел.

Не дожидаясь наших криков, он с разбега прыгнул на черный участок, рысью промчался к центру, сделав паузу, достаточно длительную, чтобы подобрать какой-то небольшой предмет, и повернул назад.

Мгновением позже он уже стоял перед нами.

— Рискованно, — сказал Рэндом.

Ганелон кивнул.

— Но вы бы и сейчас продолжали обсуждение проблемы, если бы я не занялся делом. — Он протянул к нам руку. — Ну, и что мы с этим будем делать?

Ганелон держал кинжал. На него был наколот прямоугольник запачканной игральной карты. Я взял его.

— Похоже на Козырь, — сказал Рэндом.

— Да.

Я высвободил карту, разгладил разорванные края. Человек, на которого я смотрел, был полузнаком… в том смысле, конечно, что наполовину он был чужим.

Светлые прямые волосы, чуть заостренные черты лица, легкая улыбка, несколько хрупкое сложение.

Я покачал головой.

— Я его не знаю, — сказал я.

— Дай посмотреть.

Рэндом взял у меня карту, нахмурился над ней.

— Нет, — сказал он чуть погодя. — И я не знаю. Мне кажется, что следовало бы, но… Нет.

В это мгновение лошади снова забеспокоились, и еще сильнее, чем раньше. И достаточно было лишь чуть повернуться, чтобы увидеть причину их беспокойства: в это мгновение это исторглось из пещеры.

— Проклятье, — сказал Рэндом.

Я с ним согласился.

Ганелон прочистил глотку, вытащил клинок.

— Кто-нибудь знает, что это такое? — спросил он тихо.

Первое впечатление от зверя: змееподобие — благодаря движениям и тому, что длинный толстый хвост казался скорее продолжением длинного тонкого тела, чем придатком. Тем не менее зверь передвигался на четырех недобро когтистых лапах с двумя суставами и большими ступнями. Его узкая голова была украшена клювом, и, приближаясь, зверь мотал ею из стороны в сторону, демонстрируя нам сначала один бледно-голубой глаз, а затем — другой. Большие крылья, пурпурные и кожистые, были прижаты к бокам. Зверь не имел ни шерсти, ни перьев, хотя вокруг груди, на плечах, спине и по всей длине хвоста блестела чешуя. От клюва-штыка до извивающегося кончика хвоста зверь казался немногим больше трех метров. Двигаясь, он издавал негромкое звяканье, и я уловил какой-то отблеск у его горла.

— Самое близкое, что знаю, — сказал Рэндом, — это геральдический грифон.[4] Вот только лысый и пурпурный.

— И явно не символ нашей нации[5], — добавил я, вытаскивая Грейсвандир и поднимая острие на один уровень с головой создания.

Зверь выстрелил красным раздвоенным языком. Приподнял на несколько дюймов крылья, затем уронил их. Когда голова его качнулась направо, хвост двинулся влево, затем снова влево и вправо, направо и налево — отрабатывая при приближении эффект, близкий к гипнотическому.

Кажется, его больше интересовали лошади, нежели мы, поскольку двигал он мимо нас туда, где, трясясь мелкой дрожью и перетаптываясь на месте, стояли наши коняшки. Я шевельнулся, чтобы вклиниться.

И в этот миг зверь встал на дыбы.

Крылья его взметнулись, расправившись, словно пара обвисших парусов под внезапным порывом ветра. Зверь сел на задние лапы, башней возвышаясь над нами, и словно занял чуть ли не в четыре раза больше места, чем раньше. И тут он издал пронзительный вопль, пугающий богов, — охотничий клич или вызов, от которого у меня зазвенело в ушах. Вместе с тем он хлопнул крыльями и подпрыгнул, временно переходя в военно-воздушные силы.

Лошади сорвались и понесли. Зверь был вне нашей досягаемости. И только тогда я сообразил, что означали яркая вспышка и позвякивание. Тварь сидела на длинной убегающей в пещеру цепи. Точная длина поводка тут же стала более чем академическим вопросом.

Я развернулся, когда зверь протопал мимо, шипя и размахивая крыльями. Он не обладал достаточной подъемной силой, чтобы в своих коротких рывках взлететь вверх по-настоящему. Я увидел, что Звезда и Огненный Дракон отступают к дальнему краю овала площадки. А Яго, конь Рэндома, наоборот, рванул в сторону Образа.

Зверь вновь плюхнулся на землю, развернулся, словно хотел преследовать Яго, по-видимому, еще раз поизучал нас и замер. На этот раз он находился гораздо ближе — метрах в четырех — и по-петушиному склонил голову набок, демонстрируя нам правый глаз, затем открыл клюв и издал негромкое карканье.

— Как насчет того, чтобы атаковать его сейчас? — сказал Рэндом.

— Нет. Подожди. Слишком странно он себя ведет.