Рука в перчатке

— Не стоит беспокоиться. — Он смотрел на нее сверху вниз, его светлые глаза были настороженными, ноздри раздувались, затем сел на траву, скрестив ноги, футах в трех от нее. — Я имею в виду себя. Никогда особенно за собой не следил. Распространено мнение, что мужчине, лишенному лоска и привлекательности, не избежать комплекса неполноценности. Не знаю, я его никогда не ощущал. Впрочем, я ненормальный.

— О, — сказала Сильвия. — Вовсе нет!

— Почему нет? Разве я нормальный? Бог мой, да я гиперцеребральный.

— Вижу. «Гипер» означает слишком много? Или я путаю?

— Нет. Это означает сверх меры. Может означать избыточность. — Он потер кончик носа тыльной стороной ладони. — Сразу после ленча я решил поговорить с вами. Видел, как вы пошли сюда.

— Ну и…

Теперь ее лицо было на фут выше, чем его, и он смотрел на нее снизу вверх.

— Легко вам говорить «ну». Ваш мозг привык отвечать в основном на простые сенсорные импульсы. Это вольная формулировка, но научная настолько сложна, что вы ее не поймете. Я пришел к этому выводу долгим и мучительным путем. У меня к вам предложение. Чтобы все было ясно и вы не задавали ненужных вопросов, сразу скажу, что хотел об этом поговорить сначала с Мартином, но возможности не представилось. Сначала он был со всеми вами в студии, а потом его вызвали в игральную комнату. Вот мне и не выпал шанс…

Сильвия прервала его:

— Вы не знаете, почему они послали за ним? Или знаете?

— Полагаю, зададут ему кучу вопросов, которые уже задавали всем раз десять…

— Нет. — Сильвия села поудобней на своем валуне.

— Они нашли перчатки, которые искали. Их нашла Дол. На них следы от проволоки, как они и предполагали. Эту пару я купила вчера и отдала Мартину, я ему их проспорила. Они принадлежат ему. Вот о чем они его расспрашивают.

Циммерман смотрел на нее в упор своими светлыми глазами. Ничего не спросил. Казалось, даже не дышал. Он был весь внимание.

Сильвия возбужденно спросила его:

— Ну? Что вы на меня уставились?

— Извините. — Но глаза так и не отвел. — Вы говорите, Дол нашла перчатки. Где?

— В саду. Были спрятаны в арбуз.

— Вы хотите сказать, в огороде?

— Да.

— Но… — Циммерман умолк. Наконец глубоко вздохнул, как будто ему не хватало воздуха. — Значит, они их нашли. И принадлежат перчатки Мартину. Ну и какой им от этого толк?

— Я не знаю. Но для Мартина в этом ничего хорошего нет. И для меня, и для всех.

— А что говорит Мартин?

— Я не знаю. Что он может сказать? Что не знает, как они туда попали. Что же еще?

— Ничего, — медленно кивнул Циммерман. — Понимаю. Вот та бомба, которую они ему подложили, — арбуз, а в нем его перчатки. Не надо ему было брать с собой перчатки. А он взял. — Он зажмурился, как будто свет причинял ему боль, потом открыл глаза и посмотрел на нее. Резко сказал: — В любом случае это не имеет никакого отношения к моему предложению. Оно прозвучит не совсем в принятой для этого манере и, может, поразит вас своей несуразностью. Но следует принять во внимание сложившиеся обстоятельства. Я хочу вас просить выйти за меня замуж.

Он не спускал с нее глаз. Сильвия одновременно убедилась в трех вещах: ее уши не в порядке, этот человек наконец окончательно спятил и последнее: все трагическое, гротескное и просто смешное, положенное ей на всю оставшуюся жизнь, обрушилось на нее в одночасье. Она смогла только пролепетать:

— Что?

— Естественно, — сказал Циммерман, — вы поражены. Я не льщу себя надеждой, что такая идея приходила вам в голову. Куда там! Но могу привести вам свои соображения, которые должны вас заинтересовать, хотя прежде вы о них не думали. Я знаю, как вы молоды, ваш мозг еще свободен от фривольности. Наша женитьба дает огромные преимущества. Не только нам, но и обществу, что полностью исключается, если вы сделаете другой выбор. Хочу вам поведать об этих преимуществах, но только прежде я должен освободить место в вашем сознании для того, чтобы они там отложились. Иначе вы просто не услышите, что я вам говорю. Сначала надо убрать все преграды.

Невероятно, но его голос звучал искренне и совершенно серьезно. Не похоже, что он сошел с ума. Пораженная Сильвия открыла рот. Он продолжал: