В трубке зазвучал голос поэта — директора школы.
— Алексей Александрович, я ещё не наложил резолюцию на ваше заявление об уходе.
— А вы наложите.
— Вы нашли хорошую работу?
— Работа мне нравится.
— А работа в школе не нравится?
— Она никогда не нравилась мне.
— А я увидел в вас талант педагога.
— Нет у меня никакого педагогического таланта.
— Вы недооцениваете себя… А мои стихи вам нравились?
— Вы прекрасный поэт.
— Мой сборник уже готов. Вы обещали быть редактором. Можно переслать вам рукопись?
— Завтра зайду к вам и заберу.
— Буду ждать вас… Может быть, всё-таки передумаете и останетесь в школе? Кстати, с понедельника, то есть завтра, учителя возвращаются с отпуска.
— Нет-нет, об этом не может быть и речи.
— Ну что же. До свидания.
— Всего вам хорошего.
Алексей Александрович положил трубку и вернулся к мальчику. Тот испытующе посмотрел ему в глаза.
— Зря ты читаешь мудрые книги, — сказал мальчик.
— Это почему?
— Это потому, что недавно, когда вы с мамой философствовали по поводу прочитанного, тебе нравилась мудрость: отрицающий беден, утверждающий богат. Помнишь?
— Мне и сейчас нравится эта мудрость.
— Тебе нравится сама мудрость — как красиво сказано, или дела, которым она требует следовать?
— А что? — спросил Алексей Александрович. — В чём ты меня упрекаешь?
— Как я понял, тебе звонил директор той школы, где ты раньше работал.
— Верно.
— Он не хочет тебя увольнять.
— Верно.
— Он видит в тебе педагогический талант.
— Откуда ты знаешь, что он обо мне думает?
— Ты же ответил ему: «Нет у меня никакого педагогического таланта».
— Нет у меня такого таланта.
— Значит, ты отрицающий, потому станешь бедным.
— Да нет у меня таланта педагогического, пойми! — воскликнул Алексей Александрович.
— Откуда тебе знать, что нет у тебя педагогического таланта? Ты же ищешь Путь? Мудрый видит в тебе талант, а ты отрицаешь.
— Ты о директоре — мудрый?
— Конечно. Это твои слова: «Вы прекрасный поэт». Какой он прекрасный поэт, если не мудрый?
Алексей Александрович покраснел и опустил голову, как провинившийся перед учителем ученик. Но всё же попытался оправдать себя:
— Что мне делать, если действительно нет у меня никакой тяги к учительской жизни?
— Когда научишься быть утверждающим, тогда и поймёшь, к чему у тебя тяга, — сказал мальчик наставнически. — А теперь скажи, твой день рождения тоже двадцатого августа?
— Откуда ты взял?!
— Ты же удивился, узнав, что я родился в этот день?
Оба весело рассмеялись.
— Я не помнил о своём дне рождения, — сказал Алексей Александрович.
Мальчик встал, походил по комнате, выглянул из окна. Потом опять сел рядом с ним на диване и прервал его мысли:
— Давай поговорим.
— Давай, о чём?
— О чём хочешь. Думаю, ты всё время хочешь о чём-то спросить меня.
Алексей Александрович почесал затылок. Задумался. С чего начать? Он слегка разволновался, потерял смелость.
Мальчик успокоил его:
— Что ты мучаешь себя? Будь открытым. Начни с того, что самое важное для тебя.
— Боюсь, что ты сочтёшь меня помешанным…
— Не бойся, не думай об этом.
Тем не менее, Алексей Александрович ещё минут пять взвешивал возможные реакции мальчика на свои вопросы и, наконец, рискнул.
— Скажи мне, мальчик, не ты ли есть воплощение моего детства?
Мальчик улыбнулся.
— Я не знаю, — сказал он искренне, — может быть.
— А ты не чувствуешь этого?
— Я чувствую только одно: я тебе нужен.
— В чём ты мне нужен? Пока я только спасаю тебя.
— А себя не спасаешь? Спасая меня, ты спасаешь себя.
Алексей Александрович задумался.
Как он может спасать себя, если спасает мальчика от того, что с ним — Алексеем Александровичем — произошло когда-то давно. Об этом у него не осталось ясных воспоминаний, и он переживает их лишь тогда, когда с его сознанием что-то происходит. И сомневается, действительно ли он отгораживает мальчика от событий, которые могли бы его потрясти.
— Спасаю ли я себя, не знаю, — ответил он на вопрос мальчика.
Зависла пауза.
Мальчик как будто давал ему возможность подумать, разобраться. Потом придвинулся к нему, посмотрел в глаза, улыбнулся и сказал:
— Ты же хочешь меня воспитывать? Если я — это ты, то будешь воспитывать во мне своё детство, будешь воспитывать самого себя.
И пока он осмысливал ответ, мальчик добавил:
— Мама просила тебя узнать, в какую школу меня лучше определить. Но я уже знаю, в какую.
— В какую? — спросил Алексей Александрович.
— Я и учителя себе выбрал.
— Кто он?
— Завтра возьми меня в школу, где директор — поэт, и скажи, чтобы он зачислил меня в первый класс, а тебя назначил моим учителем.
— Но я не учитель… у меня нет…
Мальчик своей ладонью прикрыл ему рот.
— Когда же ты научишься, что утверждающий богат… По-другому тебе скажу: утверждающий идёт по Пути, а отрицающий отходит от Пути.
Мальчик не давал ему говорить, смеялся и повторял:
— Ты понял?.. Ты понял?.. Моргни три раза, если понял.
Увидев Алексея Александровича, директор воскликнул:
— Как хорошо, что вы пришли, как хорошо!
Он крепко пожал ему руку и даже обнял.
— А этот прекрасный мальчуган ваш сын? А мы думали, что вы — холостяк.
— Нет, он не мой сын… — смутился Алексей Александрович. — Он… он…