Руки вверх! или Враг №1

Однажды, а именно в тот день, когда у фон Гадке сняли гипсовую повязку с кулачка, он как бы очнулся и впервые за последнее время поел сам, один, самостоятельно. Есть было очень неудобно и даже невкусно. Он не столько поел, сколько устал, весь выпачкался в еде. Зато головка его вдруг заработала. Фон Гадке прислушался и стал ждать, когда в неё придёт мыслишка.

Мыслишка долго не приходила, она застряла где-то в левом ухе, но фон Гадке уже сел в машину и приказал везти себя в Центрхапштаб. Не головкой ещё, а всем остальным организмиком он ощущал старую истину: не жди, когда тебя предадут, предавай сам.

Хорошо, прекрасно кормил его фон Хлипке, замечательно к нему относился, сердишко ему радовал, душонку тешил, но пора его предать!

Глава № 44

Фон Гадке выдаёт фон Хлипке,

которого, как оказалось, вовсе не было

Машину тряхнуло, и мысль из уха проскочила в головку фон Гадке: предавай фон Хлипке скорее, если ты ещё не опоздал!

Господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер вошёл в кабинет начальника Центрхапштаба барона Барана и сообщил:

— Присланный вами ко мне фон Хлипке состоит на службе у генерала Шито-Крыто. Хе-хе.

— Какой ещё фон Хлипке? — удивился барон Баран. — И при чём тут хе-хе? Мы к вам никого не подсылали, только собирались.

— Господин барон! — растерянно и в стразе воскликнул фон Гадке. — Я не шутки шучу, а официально заявляю, без всяких хе-хе, что ваш фон Хлипке служит у генерала Шито-Крыто. Этот офицерик является, по самым скромным подсчётам, по крайней мере, тройным предателем.

— А кем являешься ты?! — взъярился барон Баран. — Ты что, с ума спятил? Почётной спиртизации захотел? Никакого фон Хлипке я не знаю! Первый раз слышу!

— Эээ…ыыыыыы…ююююююю… — Фон Гадке издавал такие вот звуки, так как нижняя челюсть у него отвисла и не слушалась своего очумелого владельца.

— Мы были недовольны, что обучение гавриков идёт крайне медленно, а у нас много заказов из разных стран, — сказал барон Баран. — Прошли слухи, что вы снюхались с Шито-Крыто. Но пока мы доверяли вам. Сейчас же я вынужден допросить вас со всей строгостью. Какой фон Хлипке?

— Он меня кормил, — справившись со своей нижней челюстью, бормотал совершенно обескураженный фон Гадке. — Он меня поил… он за меня думал… он меня любил…

— Кто? Кто?

— Фон… он меня кормил… Хлипке… он считал меня почти богом… и…

— Взять! — страшным голосом приказал охране барон Баран. — Сигнал полнейшей наибоевейшей тревоги! Обыскать всё! Обыскать всех! Найти офицера фон Хлипке! А фон Гадке в тюрьму!

И фон Гадке очутился в камере. Мало сказать, что он отупел или обалдел. На некоторое время он даже забыл, кто он такой, и не понимал, что с ним происходит, как называется ужасное по своим неудобствам помещение, куда его втолкнули.

Маленькая головка фон Гадке была тяжёлой, хотя в ней не было ни одной мысли.

Всю жизнь он сам арестовывал и сажал в камеры… Ну и что? Почему именно сейчас он об этом вспомнил? И почему кричал на него барон Баран?

Что случилось?

Случилось — что?

И тут до него дошло, так сказать, доползло, что он находится в камере! Значит, его, господина оберфобергогердрамхамшнапсфюрера, арестовали?! Он честно кого-то предал, и его же за это в камеру?! Белиберда! Должны были арестовать и посадить в камеру того, кого предали, а не того, кто предал! Если так будет продолжаться, то все предатели окажутся в тюрьмах! Чушь какая!

К тому же фон Гадке захотел есть, а если вы вспомните, что его тельце состояло в основном из пищеварительного аппарата, то поймёте, как несладко приходилось фон Гадке, когда он хотел есть. Голод с каждой секундой становился всё сильнее и острее, и фон Гадке начало казаться, что, если его сейчас же не накормят, он может съесть самого себя.

Где фон Хлипке? Может, не надо было предавать того, кто тебя кормил?

А барон Баран сказал, что никакого фон Хлипке не было! А если его не было, то кого же предавал фон Гадке?

Нет, нет, он был, был! Вот сейчас, сию секундочку прибежит он, фон Хлипке, и распрекрасно покормит его, господина своего оберфобергогердрамхамшнапсфюрера!

Тут фон Гадке вызвали к барону Барану. Никакого фон Хлипке разыскать не удалось. Никто о нём ничего не знал. Его просто никогда на территории Центрхапштаба не существовало. Зато исчезла вся секретная техническая документация по обработке и обучению гавриков. Все опытные образцы болванов-автоматов были приведены в полную негодность; у одних не двигались руки, у других не действовали ноги, у третьих — ни руки, ни ноги не шевелились, и у всех совершенно не работала голова!

Когда фон Гадке услышал об этом, у него отнялся язычок, и он, фон Гадке, ни слова не мог произнести в своё оправдание. Написать что-нибудь в своё оправдание он тоже не мог: ручки свело судорогами.

А мог бы сказать, например, так: