Рукопись Бэрсара

Обычные идиотизмы Братства. Нет времени, а мы топчемся третью ночь в развалинах под носом у Баруфа. Отличный случай захватить нас всех – и Братства нет. Пора нам повзрослеть…

Я с этого и начал на Совете: все Старшие должны уйти в подполье. Братья совета постепенно тоже. Пусть Зелор немедленно проверит, кто должен сразу уходить, а кто пока что может задержаться. И пусть никто не мешкает с уходом. Дома оставить, семьи вывезти за город. Есть у кого родня по сёлам – пусть пока пристроят там. Вот кончится распутица – тогда отправим всех в Бассот, там есть где разместиться поначалу.

Они помалкивали, опустив глаза. Молчание уже перерастало в вызов – Асаг такого допустить не мог, вздохнул и возразил за всех:

– Виданное дело – семьи хоронить! Это ж какие деньжищи нужны!

– У Братства есть деньги.

Они испуганно переглянулись. Ещё одна святыня Братства – его казна, что собрали по крохам за сотню лет. Не знаю для чего. Ведь даже Старшие работали как все и впроголодь своим трудом кормили семьи, и никому не приходило взять из казны хотя бы грош.

И приходилось начинать сначала, с простых вещей. Казна для Братства, а не Братство для казны. Вы что, забыли: люди в каждом доме знают лишь друг друга и главного , и если выловят всех, то Братству всё равно конец. Оно рассыплется, а уж аких сумеет сделать, чтобы оно не возродилось. Я говорил, они молчали, молчали мрачно и почти враждебно, пришлось прикрикнуть:

– Вы что, языки проглотили? Закона никто не отменял – на Совете говорить может всякий. Ну? Или согласны со всем?

Нет, они совсем не согласны. Расшевелились и начали возражать. Были дурацкие возражения – я отбивал их смеясь. Были неглупые – приходилось на них нажимать, чтобы искали ответ сообща. Вот теперь это сборище, наконец, превращалось в совет, и для первого раза это было – ей‑богу! – неплохо. Столковались на том, что Старшим, правда, пора уходить, а с Советом можно и подождать. Людей Сибла – все десять домов – стоит собрать в кулак. Пусть завтра же собираются в условном месте. Вряд ли аких теперь станет трогать их семьи: тут мы можем и Садан взбунтовать: почто, мол, правитель обижает старых да малых? А вот как быть с «призраками» Зелора?

– Я‑то останусь, – мягко сказал Зелор. – Кто на убогого подумает?

– Страшно, брат Зелор. Ты теперь наша надежда. Если в такой час Братство ослепнет и оглохнет…

– Не ослепнет, Великий. Мои‑то люди не в Садане живут, на них тень не пала.

– Сам смотри, брат Зелор. Мы теперь все затаимся, как мыши в норке, чтобы ни один след никуда не вёл. А надо ведь всякого обнюхать: не на крючке ли? Большая работа, а времени в обрез – больше двух недель я тебе дать не могу. Успеешь?

Он как‑то лукаво повёл плечом; лицо его вдруг разрумянилось, похорошело, весёлые огоньки заиграли в глазах – и я спросил восхищённо:

– Уже, брат Зелор?

– Может быть, – сказал он лукаво.

– А может, ты и людей акиха нащупал? Их в Садане не меньше трех.

– Пятеро, Тилар.

– А связь у них какая. Сами‑то, небось, в город не ходят?

– А странники на что? Много их нынче развелось!

Краем глаза я засёк, как удивлённо переглянулись Сибл с Асагом. Вот дурачьё! Сами себе цену не знают! Почти влюблённо я глядел на Зелора, на ожившие его, полные смеха глаза и умный лукавый рот; мы с ним играли в замечательную игру, и я наслаждался это игрой не меньше, чем он.

– А у тебя‑то самого странники есть?

– Как не найти, товар ходовой.

– А если этим пятерым связь перемешать? Чтобы и не знали, что кому говорить?

Он опять лукаво повёл плечом.

– А почему и нет, Великий брат?

– Значит, не пропадём, брат Зелор?

– С тобой‑то? Не пропадём!

Асаг хотел уйти со всеми, но я его задержал. Ходил по тесному пятачку в кругу догорающих факелов, и все не мог успокоиться, не мог погасить улыбку, и Асаг хмуро водил за мной глазами. Наконец я себя унял. Подошёл к нему, положил руки на плечи.

– Все злишься на меня, Асаг?

Он поглядел‑вовсе не хмуро, а грустно, и покачал головой.

– Не злюсь, а завидую. Как это у тебя, а? Я ж Зелора десять лет знаю… всю подноготную… а, выходит, не знал?

– Люблю я вас – вот и всё. Какие же вы люди! Сами себе цену не знаете. Эх, дожить бы, чтобы на вас никто сверху вниз глянуть не посмел!

– Да нет, – сказал Асаг, – не доживём. Больно надолго загадываешь. А и чудно мне, Тилар!

– Что?

– Да вот, гляжу на тебя: откуда ты такой? Из Балга, говоришь? Ох нет, в Балге, чай, люди – как люди… другой ты.

– Ну и что?

– Да вот боязно мне. Больно ты светел для нашей жизни. Погасим.

Это было чертовски тяжёлое дело. Работа, работа – день и ночь, почти что без передышки, и опять проклятое время уползает из рук, не даёт себя обогнать.

Это было чертовски хорошее время. Никогда раньше мне не работалось так легко; все получалось, я все успевал; усталость словно не брала меня, и угрюмые лица моих людей оживали рядом со мной.

Не потому, что это первая только моя работа. Просто мне ещё не пришлось заплатить за неё.