Рукопись Ченселора

Худощавый, с острыми чертами лица, Фредерик Уэллс, принявший псевдоним Бэнер. Президент университета, контролировавший расходование миллионов через влиятельную «Рокстон фаундейшн», один из выдающихся творцов политики администрации Кеннеди. Человек, о котором говорили, что он никогда не шел ни на какие компромиссы, даже если это грозило ему неприятностями.

Даниел Сазерленд (псевдоним Венис), вероятно, самый почитаемый негр в стране. Почитаемый не только за свои достижения, но и за мудрость судейских решений. Питер уже ощутил отзывчивость судьи во время получасового разговора с ним несколько месяцев назад. Сочувствие судьи отражалось даже в его взгляде.

Джекоба Дрейфуса (псевдоним Кристофер) Питер представлял себе менее отчетливо, чем других. Банкир старался по возможности оставаться в тени, но финансовые воротилы, а значит, и печать финансовых кругов его никогда не игнорировали. Он оказывал решающее влияние на национальную политику в вопросах финансирования. Федеральный резервный банк редко принимал решения без предварительной консультации с ним. Его благотворительная деятельность давно приобрела всемирную известность, а щедрость, казалось, не знала границ.

Карлос Монтелан (псевдоним Пэрис) был наставником президентов, влиятельной фигурой в госдепартаменте, крупным ученым, одним из виднейших специалистов по вопросам международной политики. Натурализовавшийся американец, Монтелан происходил из семьи кастильских интеллигентов, боровшихся в равной степени против скомпрометировавшей себя церкви и Франко. Он был архиврагом подавления прав личности в любой форме.

И один из этих четырех выдающихся людей предал идеалы, поборником которых себя считал. Не об этом ли величайшем искушении говорил Варак? Не были ли эти отвратительные акты совершены по идейным соображениям? Подобного нельзя было позволить, по крайней мере таким великим людям.

А может, один из четырех в действительности был совсем не тем, за кого себя выдавал? И это пугало больше всего. Пугало, что человек сумел подняться на такую высоту, скрыв свою врожденную порочность.

Часон!

Варак знал, что умирает, поэтому подбирал слова особенно тщательно.

Сначала он ограничил свои подозрения Уэллсом и Монтеланом (Бэнером и Пэрисом), но затем изменил точку зрения и распространил их на Сазерленда и Дрейфуса (Вениса и Кристофера). Это было связано с тем, что люди говорили на незнакомом ему языке и делали упор на слово «Часон». И все-таки почему Варак остановился именно на этих людях? Что заставило его обратить внимание на незнакомый язык и на упоминание Часона? Каков был ход его рассуждений? На объяснение у него не хватило времени.

Что скрывается за резней под Часоном? Резня! Питер вспомнил, как во время похорон Макэндрю на лице Рамиреса отразилась откровенная ненависть к генералу. Но имело ли это какое-либо отношение к Часону? Или в нем говорила зависть, которая не исчезла со смертью соперника? Такой вариант возможен, однако во взгляде Рамиреса было что-то не поддающееся определению.

Скоро все прояснится. Такси уже въезжало в Бетесду. И если там его ждет разгадка тайны Часона, то к кому из четверых она приведет и в чем это выразится?

Питер сложил полученный от Варака листок и сунул его в карман пиджака.

Оставался еще один, пятый, человек, известный под псевдонимом Браво. Кто он такой? Может, Варак, защищая его, ошибался? А что, если досье находятся у этого Браво? «Венис вам известен… Браво тоже…» Разве Питеру знаком этот человек?

Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Ясно было только то, что касалось Элисон Макэндрю. Она сама была пока ответом на все вопросы…

Рамирес проживал в небольшом кирпичном доме в районе, типичном для окрестностей Вашингтона. Здесь селились обычно семьи со средним достатком – одинаковые участки, одинаковые по внешнему виду дома. Ченселор откровенно признался водителю такси, что не может сказать, надолго ли задержится. Он ведь даже не знал, дома ли Рамирес, какая у него семья, есть ли жена, дети. Вполне вероятно, что эта поездка в Бетесду окажется бесполезной, но если бы он предварительно позвонил Рамиресу, тот наверняка отказался бы его принять.

Дверь открылась, и Питер облегченно вздохнул – в дверях стоял Пабло Рамирес.

На лице его отразилось явное удивление.

– Майор Рамирес?

– Да. Мы знакомы?

– Нет, но и вы, и я были на Арлингтонском кладбище позавчера утром. Меня зовут…

– Вы были с женщиной, – прервал Питера майор, – с его дочерью. Вы писатель.

– Да, меня зовут Питер Ченселор. Мне бы хотелось поговорить с вами.

– О чем?

– О Макэндрю.

Рамирес внимательно посмотрел на Питера и заговорил не сразу, а когда заговорил, спокойно, с легким акцентом, к удивлению Ченселора, в его голосе не чувствовалось враждебности.

– Если быть откровенным, мне нечего сказать о генерале. Он мертв, и мир праху его.

– Но во время похорон вас обуревали иные мысли. Если бы мертвого можно было убить еще раз, вы бы сделали это одним лишь взглядом.

– Приношу свои извинения.

– И это все, что вы можете сказать?