Рукопись, найденная в Сарагосе

Наутро он, как обычно, поздоровался с соседками; он хотел сказать им даже больше, раскрыл рот, но ничего не сказал и ушел к себе в комнату, однако сел так, чтобы иметь возможность видеть, что делается у барышни Симьенто. Служанка стирала пыль с мебели, прекрасная же племянница с помощью увеличительного стекла следила за мельчайшими пылинками, а когда ей удавалось таковые обнаружить, приказывала служанке вытирать ещё раз. Отец, необыкновенно любящий порядок, увидел в соседке родственную душу и начал особенно уважать барышню Симьенто.

Я говорил вам, что главным занятием моего отца было курение сигарок и пересчитывание прохожих или же черепиц дворца герцога Альбы; однако с некоторых пор он не посвящал уже, как прежде, целых часов этому своеобразному развлечению, а высиживал за ним всего лишь несколько минут, ибо могущественное обаяние привлекало его непрестанно к балкону, выходящему в переулок.

Бускерос первый заметил сию перемену и при мне не однажды ручался, что вскоре дон Фелипе вернется к своей родовой фамилии и избавится от прозвища дель Тинтеро Ларго. Хотя я и мало интересовался финансовой стороной существования, однако все же догадывался, что женитьба моего отца ни в коем случае не может быть для меня полезна, и поэтому снова побежал к тетке Даланосе, заклиная её, чтобы она непременно постаралась помешать этому злу. Тетка моя искренне огорчилась, услыхав эту весть, и снова отправилась к дяде Сантесу; но монах-театинец отвечал ей, что супружество есть божественное таинство, которому он не вправе воспрепятствовать, что он, однако, будет настороже, дабы мне ни в чем не причинили зла.

Кавалер Толедо уже с давних пор выехал на Мальту, и я в полнейшем бессилии вынужден был взирать на все это, а иногда даже и действовать себе во вред, когда проныра Бускерос посылал меня с письмами к своим родственницам, ибо сам он у них не бывал.

Госпожа Симьенто никогда не выходила из дому и никого у себя не принимала. Мой отец, со своей стороны, все реже выходил в город. Никогда прежде он не отрекся бы от своего театра и не изменил бы установленному порядку дня, теперь, однако, пользовался легчайшим насморком или простудой и сиднем сидел дома. При этом он не мог оторваться от окна, выходящего в переулок, и смотрел, как барышня Симьенто аккуратно расставляет свои флакончики или перекладывает палочки лака. Вид белоснежных рук, постоянно мелькающих перед его глазами, распалил его воображение до такой степени, что он не мог уже думать ни о чем другом.

Вскоре новый предмет ещё более возбудил его любопытство. Это был котелок, чрезвычайно похожий на тот, в каком он приготовлял свои чернила, но гораздо меньших размеров и водруженный на железный треножник. Лампа, зажженная под ним, поддерживала постоянное умеренное тепло. Вскоре прибавилось ещё два таких же котелка.

На следующий день отец мой, выйдя на балкон и сказав «агур», раскрыл рот, желая осведомиться, что, собственно, означают эти котелки, но так как у него не было привычки разговаривать, то он ничего не сказал и ушел к себе. Терзаемый любопытством, он решил послать барышне Симьенто ещё одну бутылку своих чернил. В благодарность он получил три флакона, наполненные разноцветными чернилами: красными, зелеными и небесно-голубыми.

Под вечер отец отправился к книгопродавцу Морено. Он застал там некоего чиновника из министерства финансов, который держал под мышкой доклад о кассовых операциях. В докладе этом некоторые колонки заполнены были красными чернилами, заглавия выведены голубыми, а разлиновано все — зелеными чернилами. Чиновник доказывал, что только он один владеет тайной изготовления такого рода чернил и что в Мадриде никто не в состоянии похвалиться подобными. При этих словах какой-то незнакомец обратился к моему батюшке и сказал:

— Сеньор Авадоро, ты, который так восхитительно изготовляешь черные чернила, неужели ты не знаешь способов изготовления цветных чернил?

Мой отец терпеть не мог, когда его о чем-нибудь спрашивали, и к тому же легко смущался. Однако он раскрыл рот, чтобы ответить, но ничего не сказал, ибо предпочел сбегать к себе домой и принести флаконы к Морено. Присутствующие не могли достаточно надивиться совершенству чернил, чиновник же просил разрешения взять немножко на пробу к себе домой. Отец, осыпанный похвалами, в душе передавал их барышне Симьенто, фамилии которой он, впрочем, до сих пор ещё не знал. Возвратившись к себе, он раскрыл книжку с рецептами и нашел два рецепта голубых чернил, три — зеленых, и семь — красных. Такое количество рецептов сразу перемешалось у него в голове, ведь он не умел связать двух мыслей, только прекрасные плечи юной соседки живо рисовались в его разгоряченном воображении. Чувства его, как будто дремавшие, внезапно пробудились, и он ощутил все их могущество.