Между тем король, принимавший строительство фортификаций близко к сердцу, приказал тщательно рассмотреть все планы. Единогласно принята была работа отца. Вскоре отец получил письмо министра, где тот передавал ему высочайшее одобрение и, по поручению короля, спрашивал, какой отец желает награды. В письме на имя герцога министр давал понять, что молодой человек, если б пожелал, мог бы получить звание первого полковника артиллерии.
Отец отнес письмо герцогу, который, со своей стороны, прочел адресованное ему; но при этом отец заявил, что никогда не осмелится принять должность, которой, по его мнению, пока не заслужил, и просил герцога от его имени ответить министру.
Герцог возразил на это:
– Министр писал к тебе, и ты сам должен ему ответить. Несомненно, министр имел на это свои причины; в письме ко мне он называет тебя молодым человеком, наверно, твоя молодость заинтересовала короля, и министр хочет представить ему собственноручное письмо юноши, подающего такие надежды. Впрочем, мы сумеем написать это письмо без излишней самонадеянности.
С этими словами герцог сел за столик и стал писать:
"Ваше высокопревосходительство!
Одобрение Его королевского величества, переданное Вашим высокопревосходительством, величайшая награда для каждого благородного кастильца. Однако, ободренный Его добротой, осмеливаюсь просить Его королевское величество об утверждении моего брака с Бланкой Веласкес, наследницей владений и титулов нашего рода.
Перемена семейного положения не ослабит моего рвения на службе родине и монарху. Я буду бесконечно счастлив, если когда-нибудь сумею работой своей заслужить назначение на должность первого полковника артиллерии, которую многие мои предки с честью отправляли.
Покорный слуга Вашего высокопревосходительства и т.д.".
Отец поблагодарил герцога за то, что тот взял на себя труд написать письмо, и пошел к себе, переписал его слово в слово, но в то мгновенье, как хотел его подписать, услышал, как на дворе кто-то крикнул:
– Дон Карлос приехал! Дон Карлос приехал!
– Кто? Мой брат? Где он? Дайте мне его обнять!
– Будь добр докончить письмо, дон Энрике, – сказал ему посланный, который должен был сейчас же ехать к министру.
Отец, не помня себя от радости в связи с приездом брата и понуждаемый посланным, вместо "Дон Энрике" написал "Дон Карлос Веласкес", запечатал письмо и побежал встречать брата.
Оба брата первым делом горячо обнялись, но дон Карлос тут же отступил назад, захохотал во все горло и промолвил:
– Милый Энрике, ты ни дать ни взять Скарамуш из итальянской комедии: у тебя брыжи вокруг подбородка, словно тазик для бритья. Но все-таки я люблю тебя по-прежнему. А теперь пойдем к старому добряку.
Они вошли вместе к старому герцогу, которого Карлос чуть не задушил в своих объятьях, согласно обычаю, царившему тогда при французском дворе, а затем обратился к нему с такими словами:
– Дорогой дядя, милейший посол дал мне письмо к тебе, но меня угораздило потерять его у моего банщика. Да это не имеет значения: Грамон, Роклер и все старики сердечно тебя целуют.
– Но, дорогой мой племянник, – перебил герцог, – я не знаю ни одного из этих господ.
– Тем хуже для тебя, – продолжил Карлос, – это очень милые люди. Но где же моя будущая невестка? За это время она, наверно, безумно похорошела.
Тут вошла Бланка. Дон Карлос без всяких церемоний подошел к ней и сказал:
– Моя божественная невестка, наши парижские обычаи позволяют нам целовать красивых женщин…
И с этими словами он поцеловал ее в щеку, к великому удивлению дона Энрике, который всегда видел Бланку окруженной целой свитой женщин и не осмелился ни разу поцеловать даже край ее платья.
Карлос наговорил еще массу вздора, огорчившего его брата и приведшего в негодование старого герцога.
В конце концов дядя строго сказал ему:
– Иди и переоденься с дороги. У нас нынче вечером бал. И не забывай: что прилично за горами, то у нас считается нахальством.
– Дорогой дядя, – ответил, нисколько не смущаясь, Карлос, – я надену новый наряд, придуманный Людовиком Четырнадцатым для своих придворных, и ты убедишься, как этот монарх велик в каждой мелочи. Приглашаю мою прекрасную невестку на сарабанду. Это танец испанский, но как его усовершенствовали французы!
И дон Карлос вышел, напевая какую-то арию Люлли. Брат, очень опечаленный таким легкомыслием, хотел было оправдать Карлоса в глазах герцога и Бланки, но втуне, так как старый герцог был слишком уж настроен против него, а Бланка одобряла все, что от него исходило.
Как только начался бал, Бланка появилась, одетая не по испанской, а по французской моде. Это всех удивило, хотя она заявила, что это платье прислал ей дед ее, посол, через дона Карлоса. Это объяснение никого не удовлетворило, и удивление было всеобщим.