Румянцевский сквер

Старлей кивнул и предложил пройти за скучное станционное здание, там стоял темно-зеленый газик.

Улицы одноэтажного городка были безлюдны в этот ранний час, только в огородах мелькнули сквозь проволочные заборы несколько согбенных фигур. Потом по обе стороны дороги долго простирались черные поля с купами голых деревьев.

Газик мчался, вздымая фонтаны из луж. Очень трясло. Старший лейтенант, сидевший рядом с водителем-солдатом, не проронил ни слова. Надвинулся лес, темный, как в снах Ларисы. Дорога пошла огибать его, и тряска усилилась, и не было конца этой безумной езде.

Но все кончается. За очередным изгибом дороги возник поселок — группа одноэтажных строений, плотно сбитых, обнесенных проволочными заграждениями. У въезда старший лейтенант что-то сказал охраннику с автоматом, и тот, скользнув хмурым взглядом по Ларисе и Анке, отворил ворота.

В комнате одного из строений, куда привели приезжих, был длинный стол, покрытый красной скатертью, и стулья, на стенах висела так называемая наглядная агитация — это была, наверное, ленинская комната, или как еще она тут называлась. Вскоре вошел полный толстощекий майор с медицинскими эмблемами на погонах.

— Здравствуйте, — сказал он, глядя как бы невидящим взглядом. — Я начальник медчасти Иванов.

— Что случилось с моим мужем? — Ларису била дрожь, она старалась унять ее, говорить спокойно.

— Ваш муж умер от воспаления легких.

— Расскажите подробнее.

— Его привезли с лагпункта больного. У нас в больничной зоне он пролежал две недели и получал должное лечение. Подробнее не могу.

— Я должна знать, что случилось на лагпункте, что привело к болезни.

— Это не знаю. Я уполномочен только вызвать вас на похороны, — сказал начмед, глядя куда-то вбок. — Похороны состоятся через час.

— Нет, — сказала Лариса. — Я хочу забрать тело и отвезти в Ленинград. В его родной город.

— Это невозможно.

— Проведите меня к лагерному начальнику.

Лариса сделала шаг к двери. Майор стоял невозмутимый, несокрушимый.

— Умерших заключенных хоронят на местном кладбище. Для вас и так сделано исключение из правил — вызвали на похороны. Больше ничего сделать нельзя.

— Проведите меня к начальнику, — повторила Лариса. — Я требую!

— Послушайте. — Майор дернул толстой щекой. — Здесь не такое место, где требуют. Это вы можете в Москве. Через час вас отведут к моргу, оттуда поедем на кладбище.

Он круто повернулся и вышел из комнаты.

— Мама, не надо с ними спорить, — быстро сказала Анка. — Все равно они сделают так, как хотят.

Из морга гроб вынесли четверо в бушлатах с номерами на груди и спине. Гроб, некрашеный, сколоченный из плохо оструганных досок, был закрыт крышкой. Его внесли в маленький автобус. В автобус, кроме Ларисы с Анкой, сели те четверо и еще двое в белых халатах поверх бушлатов. Один из этих, в халатах, долговязый и сутулый, все посматривал на Ларису, в его черных глазах как бы затаилась печаль.

Лариса, сидя на краешке скамьи, придерживала рукой крышку гроба, словно оберегая Сашу от толчков, когда автобус подпрыгивал на ухабах. Это было все, что она могла для него сделать.

Кладбище, утонувшее в желтой грязи, было огорожено проволокой. Тут и там над холмиками могил сиротливо стояли шесты с дощечками. Автобус подъехал к глубокой яме, сюда же подкатил газик, из которого вылезли начмед Иванов и давешний старший лейтенант.

Безмолвная похоронная команда вытащила из автобуса гроб и поставила на горку мокрой желтой земли на краю вырытой могилы. Оскользаясь в грязи, Лариса и Анка подошли к гробу. По знаку майора люди в бушлатах сняли крышку.

— О-о-о! — вырвался у Ларисы стон.

Сашу трудно было узнать: кости лица и сухожилия, обтянутые желтой кожей. Под запавшими веками проступали кружки глазных яблок, и казалось, будто в этих слепых глазах навечно застыли гнев и укор.

Лариса рыдала, содрогаясь от ужаса и жалости. Анка теребила мать за плечи, тихо говорила:

— Не надо, мама. Не надо. Не плачь перед ними.

Лариса прокричала сквозь слезы:

— Вы… вы убили его!

Начмед Иванов властно сказал:

— Прощание окончено.

Люди в бушлатах накрыли гроб крышкой, застучали молотками. Потом гроб на веревках опустили в яму. Лариса бросила комок желтой земли. Зэки быстро работали лопатами. Когда вырос небольшой холмик, в изголовье воткнули шест с дощечкой, в нижнем левом углу которой стоял номер 948. Лариса, увязая сапожками в мокрой земле, подошла и написала на дощечке шариковой ручкой:

Акулинич

Александр Яковлевич

1934–1970

Анка достала из сумки, из целлофанового мешочка букет красных гвоздик, купленный на вокзале в Москве, и положила на могилу.

Все было желто вокруг — только цветы красным взрывом. Пасмурное небо с бесконечно плывущими облаками источало смертную тоску.

Газик домчал Ларису с Анкой к той же ленкомнате. Майор Иванов, войдя следом за ними, протянул Ларисе бумажку. Это была справка о том, что заключенный Акулинич А. Я. умер от воспаления легких 18 марта 1970 года.

— Ждите здесь, — велел Иванов. — Водитель заправит машину и отвезет вас на станцию. Прощайте.

Он вышел. Лариса без сил опустилась на стул. Анка обняла ее.