Румо и чудеса в темноте. Книга II

– Ну, как _‹тик›обстоят дела с заданием? – спросил генерал Тиктак Тифона Цифоса, стоящего перед ним с трясущимися коленями.

– Я создал такую смертельную болезнь, какой ещё никогда не существовало, – сказал Тихон. – Но…

Генерал Тиктак поднял вверх руку.

– Никаких "но" в _‹так›моём присутствии! Никаких "но", никаких "нет" и никаких "невозможно" _‹тик›. Каждое такое слово карается _‹так›смертью.

Тихон опустил голову.

– Покажи мне болезнь! _‹тик›

Она у тебя с собой?

Алхимик подошёл ближе и вынул шприц.

– Одной капли из этого шприца достаточно для инфицирования любого существа. Целого шприца хватит на сто. Но…

Тихон укусил себя за губу, но было слишком поздно.

– Я тебя _‹так›предупреждал, – сказал генерал Тиктак и взял шприц. – Слишком много _‹тик›"но".

Он ухватил Тихона за руку.

– Ты сказал _‹так›одной капли достаточно?

И когда Тихон понял, что произошло, игла уже уколола его. Генерал Тиктак осторожно вколол каплю жидкости в вену алхимика и снова отпустил его.

– Прошу прощения _‹тик›за мою нетерпеливость, – сказал генерал Тиктак. – А теперь покажи, что _‹так›может твоя болезнь.

Тихон неожиданно стал очень спокойным. Он слегка удивился тому, как быстро он смирился со своим смертным приговором.

– И как называется _‹тик›твоя болезнь? – спросил генерал Тиктак. – Или ты пока ещё _‹так›не придумал названия?

– Я назвал её подкожный эскадрон смерти, – ответил Цифос.

– Хорошее _‹тик›имя. Научное и военное _‹так›

одновременно.

– Спасибо, – ответил алхимик.

– Но это какая-то _‹тик›медленная болезнь, – нетерпеливо сказал Тиктак.

Цифосу стало плохо, его ноги стали ватными – первый признак того, что эскадрон начал свою работу.

– Она как раз начинается, – сказал он. – Одного она убивает за день, другого за неделю. У меня это, кажется, происходит очень быстро… Можно мне сесть?

– Нет, – сказал генерал Тиктак. – Извини, ничего _‹так›личного. Я _‹тик›просто хочу точно _‹так›изучить все симптомы. Начинается с ног?

Даже такая мелочь – умирать сидя – не была ему дозволена. И это был именно тот момент, когда Тихон Цифос решил не рассказывать генералу, что болезнь заразна. Он также не расскажет ему о своём сюрпризе, о маленькой коварной особенности, которую он добавил вирусу. Нет, Тихон Цифос хотел забрать свои последние тайны с собой в могилу, поскольку это было его единственной возможностью отомстить. Самому генералу Подкожный эскадрон смерти ничего не мог сделать. Когда Тихон умрёт, вирус погибнет, вероятно, где-то через час, так как генерал – машина и не может быть инфицирован, а поблизости кроме него нет ни одного живого организма, на который могла бы перепрыгнуть болезнь. Все остальные возбудители - в шприце. Может быть, один из них когда-нибудь получит возможность разрушить планы генерала Тиктака. Необходимое для этого оружие он им выдал. Тихон Цифос оставлял после себя армию, слишком маленькую, чтобы её заметить, но достаточно сильную, чтобы победить сильнейших противников.

Алхимик улыбнулся последний раз в жизни и сказал последнее предложение:

– Да, – сказал он. – Это начинается с ног.

Остаток дня генерал Тиктак занимался тем, что наблюдал, как Тихон Цифос умирает. Точно, алхимик создал что-то, что побеждает и искореняет каждую форму жизни, без особых усилий, без звука и без жалости. Это выглядело так, будто тело пожиралось изнутри, в то время как снаружи с него исчезал слой за слоем. Тиктак наблюдал, как Тихон с ужасным криком и судорогами корчился перед ним на полу, как из него исчезли все краски и как вскоре от него осталась только каменно-серая кожа, как эта кожа потрескалась, как пергамент и рассыпалась в хлопья пепельного цвета. Он смотрел, как у него выпали зубы и волосы, язык и глаза, как высохло его мясо, как впали его щёки и обнажили костяную личину смерти.

"Пусть Гел со всеми его жителями будет сожран изнутри, как я сейчас", – это была последняя мысль Тихона Цифоса.

"Невероятно!" – сказал сам себе генерал Тиктак. – "Что сотворил этот алхимик!"

Качая головой, он обернулся и посмотрел на шприц с подкожным эскадроном смерти. Какая потеря! И какое приобретение! Он потерял гения. Но он получил беспощадную, невидимую армию.

Гел

Каждая область подземного мира имела свой собственный запах, считал Румо. Пещера со сталактитами и сталагмитами, где он познакомился со Шторром-жнецом, ужасно воняла нефтью. Холодные пещеры пахли снегом и древней водой. Нурненвальдский лабиринт – перегнившей листвой и кровью. Мёртвый бор – ядом чёрных грибов. Пещеры врахоков, конечно, воняли врахоками, а грот водяных камней распространял приятный аромат мелкой гальки, по которой течёт родниковая вода. Но эта огромная пещера, в которую он только что зашёл с Укобахом и Рибезелем, не имела никакого конкретного запаха. Румо чуял множество ароматов, больше, чем он когда-либо чуял за один раз, больше, чем при его прибытии в Вольпертинг, больше, чем тогда, на ярмарке. Румо чуял Гел.