Руны огненных птиц

Ком подступил к горлу. А волк всё стоял на каменной верхушке склона, не шевелясь и всем своим видом давая понять, что ждёт Ситрика. Юноша на нетвёрдых ногах покинул тень рощи, вышел на опушку, обогнул овраг и принялся подниматься вслед за волком.

Он споткнулся, чуть не скатившись вниз, но устоял, поднялся на самую вершину. Ветер гулял здесь, как и в ту злополучную ночь, ударами взвивая полы одежд. С вышины было видно Онаскан. Сердце Ситрика болезненно сжалось от когда-то привычного, но ставшего чужим вида. Потом путник оглянулся назад и окинул взглядом лес, уходящий далеко и смешивающийся с закраем неба.

Он запутался в своих мыслях, не понимая, что он оставил позади: долгий путь и Ве или Онаскан, с которым давным-давно простился? Он снова казался себе беспомощной тростинкой, волнуемой ветром. Будто не было всего этого пути. Будто не было хульдр, драконов, драугов и колдуньи. Будто не было огненной птицы…

– Прошлому место в прошлом, – наконец шёпотом произнёс он, и ветер подхватил его слова.

Ситрик посмотрел на конунга-волка, и призрак помчался вниз с холма. Парень побежал за ним, боясь отстать. Волк вёл его к курганам. Редкие люди попадались у них на пути, но никто из них не поднимал на Ситрика голову, да и он не видел среди них знакомых, что могли остановить его и расспросить, узнав в нём прежнего богомольца и нерадивого сына Снорри.

Волк трусил впереди, не ведая устали, а Ситрик всё больше отставал от него, пока вовсе не остановился, изнурённый. Он повалился в вереск у обочины дороги. Пролежав немного, он накинулся сам на себя, костеря за слабость перед самым окончанием пути. Поднялся, проверил, на месте ли Зелёный покров, и снова двинулся в путь.

Неожиданно он задумался: а как ему накинуть покров на Ингрид? Неужели придется разрыть курган и разломать могилу? Да только чем её раскопать… Или же хватит того, что он накинет покров на землю кургана? Но ведь покров надобно поместить на человека…

Ситрик замялся, не зная, как быть, да только волк упрямо бежал к курганам, не намереваясь останавливаться. Ситрик вздохнул, но продолжил идти.

Курганы были совсем близко. Когда-то давно здесь простиралось распаханное поле, но земля не давала урожая, и родились здесь только дикие травы. Люди бросили возделывать эту землю, и она снова одичала и поросла невысоким лесом, пока однажды не случился на краю у реки оползень и не показала земля древний клад из больших белых костей. Колдуны нарекли это место священным да сказали, что тут лежат великаны. Кости зарыли обратно, отнеся только подальше от реки. И стали с тех пор хоронить тут сначала вождей племён, а после конунгов и их жён, кладя в землю поближе к древним могучим великанам.

Ситрик узнал курганы Лейва Доброго и Арна Крестителя, насыпанные ещё при нём и выложенные двумя каменными ладьями, на каких воины уходили в новый путь.

– Закатилось солнце, хоронясь под землей, да лучи его снова достанут до высоких голов, когда начнётся новый день, – прошептал Ситрик.

Волк завыл, взобравшись на вершину соседнего кургана – свежего, ещё не полностью поросшего травой. Ситрик обернулся на него и увидел, что наверху сидела Ингрид, полупрозрачная и бледная в долгом свете закатного солнца. Рядом с ней стоял её волк, привязанный к ней верностью и проклятием.

Ситрик, ощущая в висках, как бьётся его напуганное сердце, приблизился к молодому кургану. Ингрид неспешно сошла с вершины, ступая босыми ногами по земле.

– Ты увиделся с моим отцом, – заметила она. – С моим одряхлевшим стариком, сходящим с ума от одиночества.

Ситрик кивнул.

– Жалко его. Как увидишь его в следующий раз, расскажи ему, что со мной стало.

– Снова что-то просишь, – произнёс Ситрик с печальной усмешкой.

– Это моя последняя просьба, – пообещала ему Ингрид. – Спасибо тебе.

Ситрик снял с плеча перевязанный подпояской плащ и раскатал его на земле под курганом. Вытащил два отреза Зелёного покрова и показал их Ингрид. Дева замерла, рассматривая их. Она протянула свою призрачную руку, верно желая коснуться ткани, но никак не могла этого сделать из-за своей бестелесности и слабости в этом мире. Ситрик лишь теперь в свете заходящего солнца увидел на её ладонях ожоги, какие он оставил тогда во сне. На какую бы судьбу ни обрекла его мёртвая жена конунга, он не хотел сделать ей больно.

Ингрид обошла отрезы, рассматривая их со всех сторон да вглядываясь в мелкие цветки и хрупкие сухие лепесточки да колючки, торчащие из переплетения нитей.

– Отчего их два? – наконец спросила она.

– Я принёс один для тебя, а другой – для Ольгира. Он из-за меня застрял в межмирье, умерев без оружия, но с крестом на шее. Да проклятый тобой к тому же.

– Для Ольгира? – Ингрид фыркнула. – Я просила покров лишь для себя.

– Я не могу оставить его так.

– Зато я могу. Я стала его смертью, как и обещала, хоть и твоими руками. Пусть ходит без цели и жизни по миру, запертый в ненавистном теле. Дикий, неприкаянный и никому не нужный, – мстительно произнесла она. – Оставь покров себе. Пригодится.