Руны Вещего Олега

Звенислава, убегая к дому, не успела понять, что случилось: горло чем-то перехватило, в голове потемнело, и она рухнула на землю. Ловкий хазарин, метнувший волосяной аркан, привычно, как он это делал с лошадьми, подтянул добычу, связал пленнице руки и ноги и уложил поперёк коня перед седлом. Дальше Звенислава почти ничего не помнила, в сознании возникал только мерзкий полусон или бред, переплетённый с ужасными видениями. Её трясло на конской спине от сумасшедшей скачки, потом из пережатого чрева всё исторглось под конские копыта, которые мелькали перед челом так угрожающе, что каждый следующий взлёт копыта казался последним в этой враз превратившейся в сплошной кошмар жизни.

Наверное, сознание берегло её существо от полного разрушения, оттого остальное, что произошло с ней в первые дни плена, вспоминалось лишь отрывками. Вот после долгой скачки, убедившись, что погони нет и им ничего не угрожает, радостные и возбуждённые хазары остановились, чтобы передохнуть, а главное, получше рассмотреть свою добычу, ради которой они рисковали жизнью. Да, охотиться на урусов опасно, но и рабы из этого большого и сильного племени стоят дороже других. Особо были рады те, кому посчастливилось добыть женщину, – ведь такая рабыня, а тем более, если она девственница, ценится очень высоко. Правда, настоящую цену купец, который скупает у них рабов, не даст, иудей всегда найдёт какой-нибудь изъян в товаре и заплатит меньше, но по сравнению с другими рабами это удача, большая удача! Иной из хазар довольно цокал языком, осматривая и ощупывая свою добычу, другой ругался с сотоварищем за скарб при делёжке, а третий просто костерил сам себя и злых демонов, за то, что отвели сегодня везение, и он возвращается почти ни с чем.

Пока весь табор галдел, ругался, нервно смеялся и просто отдыхал, юркий, как полевая мышь, отрок лет десяти ускользнул от своего «хозяина» и скрылся в кустах у подножья известковой скалы. Звенислава заметила это боковым зраком и вся сжалась внутри, ведь кинется «хозяин» товара, вот сейчас доругается с другим, и увидит, что мальца нет. Но увидели уже тогда, когда отрок карабкался по крутой скале вверх, намереваясь схорониться среди камней. Раздались громкие вопли грабителей. На коне не достать, конь не человек, в такую гору не пойдёт. Низкорослый, как и большая часть хазар, воин с выпученными от возмущения и злобы очами – ведь уходит его, а не чья-то добыча – бросился за беглецом, но после первых же попыток влезть на крутую известняковую стену понял, что не догонит этого лёгкого и цепкого, как муравей, отрока. Тогда он схватил лук из пристёгнутого к седлу налуча и послал несколько стрел. Одна, другая стрела, цокнув острыми железными клювами о камень рядом с мальцом, вызвали крики поддержки среди остальных хазар, которые, видимо по заведённому обычаю, не стреляли в чужую дичь. Третья стрела всё-таки угодила мальцу под правую лопатку, он воздел руку, как будто хотел достать вонзившийся снаряд и… сорвался вниз по камням и уступам. Не то стон, не то вой вырвался из глоток полонённых жен и детей, а юноши и мужи только крепче сжали зубы. Малорослый неудачник, по приказанию старшего, притащил окровавленного мальца с торчащим из-под лопатки обломком стрелы и швырнул к ногам его коня.

– Смотри все, смотри сюта, всем путет так, кто пешать, всем! – заорал старший на ломаном словенском, а остальные его воины били плетьми тех, кто не смотрел на поверженного мальца, который ещё дышал, и кровавые сгустки с хрипом исторгались из его уст. Главный хазарин подождал, когда все, не отворачиваясь и не зажмуриваясь, станут глядеть на тело, и только тогда взмахнул своим лёгким чуть изогнутым мечом. Голова мальца скатилась в небольшую ямку, из которой росла какая-то колючая трава. Больше никто бежать не пытался.

В Кафе, куда пригнали свою добычу хазары, всех заставили войти в воду и омыться, приказав раздеться догола. С тех, кто мешкал, особенно с девушек, не хотевших разоблачаться из природной стыдливости, хазары со смехом срывали одежду, вспарывая завязки концами клинков. Несколько купцов-жидовинов, один из которых был старым и припадал на ногу, затеяли долгий и горячий спор с хазарами, а иногда и меж собой, выторговывая каждого невольника как можно дешевле.

Звенислава едва не лишилась чувств от омерзения и ощущения собственной беспомощности, когда хромой купец, подойдя к ней, деловито помял её девичьи перси заскорузлым пальцем с искривлёнными грязными ногтями, а потом похлопал по ягодицам, которые тут же покрылись гусиной кожей.