Читаем Русь и Орда полностью

Бояре зашумели. Дмитрий был в нерешительности, но митрополит Алексей, перед словом которого привыкли склоняться все, неожиданно поддержал Свибла, и это положило конец спорам. Через несколько дней Федор Андреевич выехал во Псков и в Изборск, а младший его брат Александр — в Старую Ладогу и в Порхов для изучения тамошних каменных крепостей. Вернувшись несколько месяцев спустя с подробными записями и чертежами, они стали во главе строительства, многое еще додумали от себя и полностью оправдали оказанное им доверие: новый кремль получился на славу и Москве теперь не страшна была никакая осада.

— Ну что, Федор Андреевич, — спросил Дмитрий, когда боярин подошел и отвесил ему положенный поклон, — когда мыслишь управиться?

— К осени управимся, княже, — ответил Свибло. — Немного уже и осталось: с полуночной стороны, от самых Боровицких ворот, все башни выведены доверху, в Беклемишевой осталось лишь свести верх, Шешков свою тоже кончает. Более иных поотстала Фролова, да вот ведем теперь две новых, глухих, что ты велел добавить со стороны Москвы-реки.

— А Собакина как?

— Тимоха ее завершил. Ноне леса убирают.

— А ну, пойдем глянем.

Собакина башня стояла возле оружейного двора, в северо-восточном углу неправильного четырехугольника, образуемого стенами нового кремля. Несколько выступая из стен наружу, для удобства стрельбы, она представляла собой массивное круглое сооружение с выходящими на все стороны бойницами и плоской крышей, увенчанной по краю каменными зубцами.

Не доходя до нее шагов десять, Дмитрий остановился и обшарил ее сверху донизу внимательным, изучающим взглядом. Добрая работа! Камни тут подобраны один к одному и обтесаны гладко, будто выструганы. А оттого и вся башня кажется легче и стройней, чем другие.

Из ближайшей бойницы высунулась взлохмаченная русая голова на тонкой журавлиной шее и озабоченно поглядела наверх, где в это время здоровенный рабочий. с трудом удерживаясь на оголенных стропилах, готовился спускать тяжелую, заляпанную известью лесину.

— Эй, Кострома! Убьешься! — хриплым голосом закричала голова. — Обвяжись, дурило, веревкой да за зубец! С черта вырос, а все глупой, как дитё!

Заметив внизу великого князя, голова мигом втянулась в бойницу, а через минуту из башни показался и поспешно направился к Дмитрию и сам ее обладатель, мастер Тимофей Векшин. Вначале ему была поручена постройка другой башни, на восточной стене кремля. Но когда сын боярский Иван Собака, строитель угловой и наиболее ответственной башни, получившей его имя, сорвался со стены и поломал обе ноги, Векшин был переброшен сюда и много раньше, чем ожидали, завершил постройку.

— Будь здрав, Тимоша, — приветливо сказал Дмитрий Иванович. — Добрую башню ты вывел! Спаси тебя Христос, а я твоей службы не забуду.

— Рад служить тебе, великий государь, — земно кланяясь, ответил Тимоха.

— Все закончил?

— Все, княже. К вечеру леса уберем.

— Тебе от меня двадцать и пять рублев, а ватаге твоей пять ведер крепкого вина и день роздыху. Теперь ворочайся на свою старую башню и там потрудись тако же. Как ее завершишь, еще тебя награжу.

— Благодарствую, великий государь, спаси тебя Господь! А я послужу тебе, доколе живота хватит.

Дмитрий вошел в башню и по крутой каменной лестнице поднялся на ее плоскую крышу. Прямо перед ним развернулся неохватный вид на холмистое, покрытое лесами Занеглименье с разбросанными там и сям селами и монастырями; справа раскинулся захоронившийся в зелени обширный московский посад, отделенный от города широким рвом, идущим вдоль восточной стены кремля. От столицы во все стороны разбегались дороги: тверская, дмитровская, ярославская, владимирская, ордынская, серпуховская… Сколько их!

«Вот ежели бы воспарить птицею да поглядеть сверху на мою Москву, — подумал Дмитрий, — не иначе, она бы звездою представилась: дороги от нее что лучи и вдоль каждой тянутся по обе стороны избы, аж до самого леса! А придет время, и сольются все те лучи в один круг-солнце, и всей Руси светить оно станет!»

Спустившись вниз, Дмитрий зашагал дальше, по восточной стене, не задерживаясь, миновал уже законченную Никольскую башню и остановился у Фроловых ворот, находившихся в средней части этой стены. Со стороны посада, прямо перед ним, расстилалась площадь торговых рядов, окаймленная несколькими деревянными церквами; вглубь кремля, к государеву дворцу, вела отсюда довольно широкая, мощенная бревнами улица. У моста, перекинутого через ров, стояло с полсотни груженых телег — там шла толкотня и неразбериха, в воздухе висела крепкая ругань: узкие ворота пропускали лишь по одной телеге, к тому же то и дело надо было останавливать их движение, чтобы выпустить едущих из города. Поглядев с минуту на всю эту кутерьму, Дмитрий нахмурился.

— Это негоже, — обратился он к боярину Свиблу. — В сей стене беспременно надобно еще ворота пробить. Либо под Никольской башней, либо под Тимофеевой. А то и под обоими. Глянь, что деется!

— Истинно надобно, княже, — ответил боярин, — да ведь ты дюже торопил с постройкой, а ворота да мосты много времени отымают.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русь и Орда

Ярлык Великого Хана
Ярлык Великого Хана

В 1958 году, в Буэнос-Айресе, на средства автора, не известного в литературном мире, вышел тиражом в тысячу экземпляров исторический роман «Ярлык великого хана», повествующий о жестоких междоусобицах русских князей в пору татаро-монгольского ига, жертвой которых стал молодой князь Василий Карачевский. Впрочем, немногие из читателей, преимущественно земляков, могли вспомнить, что Каратеев уже печатался как очеркист и выпустил документальные книги о судьбе русских эмигрантов на Балканах и в Южной Америке. Аргентина (заметим, как и весь субконтинент) считалась, и, вероятно, не без оснований, некоей культурной провинцией русского зарубежья. Хотя в результате второй мировой войны, по крайней мере вне волны повторной эмиграции – из Китая и Балкан (с их центрами в Харбине и в Белграде) – выплеснулись широко, от Австралии до Южной Америки, литературными столицами по-прежнему оставались русский Париж (правда, заметно ослабевший) и русский Нью-Йорк (во многом усилившийся за его счет). Поэтому удивительно было появление в далеком Буэнос-Айресе романа М. Каратеева, вызвавшего восторженные отклики критики и читателей в тех русских диаспорах, куда он мог попасть при скромности тиража...

Михаил Дмитриевич Каратеев

Проза / Историческая проза
Русь и Орда. Книга 1
Русь и Орда. Книга 1

В 1958 году, в Буэнос-Айресе, на средства автора, не известного в литературном мире, вышел тиражом в тысячу экземпляров исторический роман «Ярлык великого хана», повествующий о жестоких междоусобицах русских князей в пору татаро-монгольского ига, жертвой которых стал молодой князь Василий Карачевский. Впрочем, немногие из читателей, преимущественно земляков, могли вспомнить, что Каратеев уже печатался как очеркист и выпустил документальные книги о судьбе русских эмигрантов на Балканах и в Южной Америке. Аргентина (заметим, как и весь субконтинент) считалась, и, вероятно, не без оснований, некоей культурной провинцией русского зарубежья. Хотя в результате второй мировой войны, по крайней мере вне волны повторной эмиграции – из Китая и Балкан (с их центрами в Харбине и в Белграде) – выплеснулись широко, от Австралии до Южной Америки, литературными столицами по-прежнему оставались русский Париж (правда, заметно ослабевший) и русский Нью-Йорк (во многом усилившийся за его счет). Поэтому удивительно было появление в далеком Буэнос-Айресе романа М. Каратеева, вызвавшего восторженные отклики критики и читателей в тех русских диаспорах, куда он мог попасть при скромности тиража...

Михаил Дмитриевич Каратеев

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза