Русь и Орда

— Глаза бы мои на них не глядели, не то что с ними за одним столом сидеть! — в сердцах добавил он. — Обладили свою плутню не хуже, чем заправские оплеталы на торгу, а теперь и за пирок! Языки бы они себе пооткусывали!

— Пускай их покуда тешатся, — промолвил боярин Вельяминов. — Воровством добытое никому впрок не пойдет.

— Москве, видать, идет!

— То до поры, княже.

— Ну, Дмитрей — это еще так, — продолжал Михайла Александрович, — от него всего ждать было можно: каково дерево, таков и плод. Но митрополит! Отец духовный всея Руси, образчик благочестия, поглядеть на обличье — живым можно в рай пустить! Я ему как самому Богу верил, ан у него совести меньше, чем у козла!

— Ништо, Михайла Александрович, по крайности ты теперь узнал, каковы они есть, а дело наше еще не пропало. Ты когда выезжать мыслишь?

— Как когда? Да вот сразу после полдника и выеду. Чай, московским гостеприимством по горло сыт!

— Так оно, вестимо, лучше: для тебя теперь время дороже золота. Хоть ты Дмитрею крест поцеловал, все одно он тебя в покое не оставит, покуда вовсе не сломит, — я его думки знаю. А потому ты, не теряя дня, крепи Тверь да столкуйся с Ольгердом Гедиминовичем, чтобы рать свою держал наготове, возле самых тверских рубежей. По этому году Дмитрей на тебя едва ли пойдет — войска у него еще маловато, да и кремль каменный он сперва хочет достроить. Но к весне ожидай и будь готов.

— Коли до весны у меня срок будет, я ему и собраться не дам — первым на него ударю! Лишь бы по осени не нагрянул.

— Не нагрянет. А ежели тут будет что затеваться, я тебя о том загодя упрежу.

— Спаси тебя Христос, Иван Васильевич, а я твоей дружбы не забуду. Коли наша возьмет, быть тебе тысяцким на Москве, после твоего родителя. Да и еще чего попросишь — отказу тебе не будет.

— На добром слове спасибо, княже. Буду и я тебе верным слугой. А покуда прощай и легкий тебе путь! Я же пойду: лучше бы никто не увидел, что мы с тобою тут долго беседуем.

— Прощай, Иван Васильевич, оставайся с Богом!

Боярин Вельяминов ушел, а два часа спустя тверской князь вместе со всеми своими людьми, не простившись с Дмитрием, покинул Москву.

Глава 16

Пиршество во дворце великого князя Дмитрия состоялось и без тверских гостей. В большой трапезной, богато убранной по стенам драгоценной посудой и охотничьими трофеями, за широкими дубовыми столами собралось в тот вечер человек полтораста приглашенных.

Дмитрий Иванович, несмотря на нрав довольно крутой и властный, как никто из московских государей, был дружен со своими боярами. В службе он был к ним требователен, но в то же время милостив, помощь и хороший совет ценил и ни одного важного дела без боярской думы не начинал, хотя не раз бывало, что, выслушав терпеливо все мнения, делал потом по-своему. Бояре его побаивались, но любили и служили ему честно — такие, как Иван Вельяминов, были среди них редкими исключениями.

Любил Дмитрий и повеселиться и обычно каждое хорошо завершившееся государственное дело венчал подобным пиром, на который звал всех своих помощников и приближенных. Но вместе с тем был он бережлив — на столах у него немного бывало дорогих иноземных вин и заморских сластей, зато серебряным братинам и ендо́вам с хмельными медами и сулеям [215] с крепкими настойками не было счету, а уж о яствах и говорить нечего! На Руси в старину умели поесть и выпить — нынешний едок не пошел бы дальше того, что стояло на столах в начале трапезы.

В круглых серебряных мисах были здесь студни — свиные, куриные и рыбные, моченые яблоки, редька в сметане, соленые огурцы и грибы всевозможных сортов; в приземистых золотых ставцах икра осетровая, белужья и щучья играла веселой искрой, дробя и отражая свет сотен восковых свечей, освещавших трапезную; на кованых и резных драгоценных блюдах всюду, куда ни глянь, громоздились и иные холодные закуски: копченые языки, окорока, буженина, рыбные балыки, поросятина под хреном, налимья печень с луком, перепела в масле и многое еще.

Казалось бы, во всю ночь не одолеть гостям этого изобилия, ан нет — не проходило и получаса, как многие блюда и мисы уже пустели, их наполняли снова или заменяли иными. Десятка два хорошо обученных своему делу отроков — к каждому случаю все в одинаковых длинных рубахах, то голубых, то белых, то алых, — бесшумно двигались за спинами пирующих, передавая блюда, наполняя тарелки и разливая по чаркам настойки, кому какая люба: рябиновую, мятную, полынную, можжевеловую, смородиновую, анисовую…

Проходил час либо полтора, и отроки убирали со столов десятки порожних блюд. Но трапеза этим лишь начиналась: слуги вносили объемистые серебряные мисы со щами и с ухой, блюда с мясными, рыбными и капустными пирогами, кулебяками, курниками, лапшатниками, блинчатниками и оладьями.