Русь и Орда. Книга 1

– А вот погоди. Ну, стало быть, дома ждут молодых из церквы, а их нет и нет. Уж на ночь глядя сгонял кто-то на село, там ему говорят: давно, мол, обвенчались и в обрат уехали. Мать дома плачет, убивается, не знает, что и думать. Только уж под утро слышит – волк под самым окном избы воет, да так жалостливо, ну прямо как человек плачет! Ночь была светлая, выглянула мать в окошко и видит: сидит прямо перед пей волчица, на нее глядит, а у самой слезы из глаз так и льются! И надоумил ее Господь, крикнула она во весь голос: «Марьюшка, да ужель это ты?» И враз ее дочка снова человеком стала. Ну, рассказала она, что с ними в лесу произошло, и понеже все те волкулаки вблизи от деревни бегали, мало-помалу родные их всех опознали, и кого окликали по имени, тот мигом сам собою оборачивался. Только лишь кони пропали вчистую!

– Хвала Господу, что эдак-то кончилось, – промолвил дед Силантий. – А кабы колдун на них особый наговор положил, так и деревни бы своей не нашли. Забежали бы невесть нуды, где их никто не знает, и остались бы навеки волками.

– А вот, я тоже слыхал от бывалого человека, – вставил один из дружинников. – Обманом закабалил боярин некого смерда из ихнего села, а тот малое время спустя повстревался в лесу с чужим стариком да ненароком и рассказал ему о своем горе. Ну, старику этот бедолага, видать, по душе пришелся; Достает он из котомки пояс кожаный, вельми казистый, с серебряными наковками, и говорит тому: «Подсунь как-либо этот пояс своему боярину, токмо гляди, ни в коем разе сам его не надевай!» Взял, значит, смерд пояс да невдолге и повесил его на перилах боярского крыльца, как раз к тому часу, когда боярин выходил поглядеть, что в хозяйстве деется. Повесил, а сам затаился за овином и ждет, что дальше будет. Вот вышел боярин, увидал пояс, повертел его в руках, а потом и примерился им до своего пуза. И только застебнул пряжку, разом оборотился в волка! Но того, видать, сам не сообразил и стоит, значит, на месте как ништо не бывало. Глянул туды кто-то из челяди и крик поднял, – волк на крыльце! Ну, тут кто за вилы, кто за дрючок, собак, вестимо, спустили, и пришлось нашему боярину дать деру в лес. Только его и видели!

– Дело ясное, – сказал Силантий. – Тот пояс, стало быть, из волчьей кожи был сделай.

– Да, чего только не бывает на свете, – отозвался Лаврушка. – Ну-ка, Настя, подбрось нам блинков, покеда нас никто не заколдовал!

– Чур тебя, безумный! – испугалась Фрося. – Нечто можно такое говорить? Как раз беду накличешь!

– Ништо, – успокоил Лаврушка. – Гляди, я за сучок держусь, стало быть, меня нечистая сила слышать не может!

– Дедушка, а какая еще нежить бывает? – тихонько спросил Сеня у старика.

– Ох, много ее на свете, сынок! Русалки всякие: водяницы, берегини, лесовки, полудницы… А то есть еще кикиморы.

– А какая она, кикимора?

– Она домовому сродни. Только домовой живет в избе, под печкой, поелику он дышит не воздухом, а избяныи да человечьим духом. Ну, а кикимора больше по клетям да овинам прячется. Сама она мала и худа как щепочка, голова у ей с орешек, но шуметь здорова и, коли осерчает, никому не даст спать цельную ночь. Большого вреда от нее человеку не бывает, только курей она любит таскать. Одначе супротив этого имеется верное средство: в курятнике надобно повесить дырявый камень либо горлышко от битого кувшина. Уж тогда кикимора туды не сунется,

– Ой, чуть не запамятовала! – воскликнула Настя. – Лаврушенька, намедни впервой снеслась наша Чернушка. Я энто яичко супротив волков приберегла.

– Яйцо супротив волков? – удивился младший из дружинников. – Энто как же?

– Али ты не знаешь? – Первое яйцо от черной курицы – энто самое вернее дело, чтобы волки твою худобу в поле не трогали.

– А чего же делать-то надобно с тем яйцом? Ан волка яишней кормить?

– Тоже скажешь! То яйцо нужно ночью разбить посредь выгона, где твоя скотина пасется. И коли сделаешь это, покеда оно свежее, – на цельный год его силы достанет.

– Ну, вот, завтра в ночь я энто и обделаю, – сказал Лаврушка. – У нас теперя два коня, одни другого краше, да корова, княжин Насте подарок. Так что оберегаться надобно и от волков, и от дурного глазу.

– Ты, никак, сдурел! – воскликнул дед Силантий. – первый день Великого поста колдовать пойдешь и хочешь, чтобы с того колдовства прок получился?

– Батюшки, и правда! – всполошилась Настя. – В посту не можно того робить! А коли ждать, яйцо всю силу потеряет.

– Чего же делать-то? – спросил Лаврушка.

– Энтой же ночью надобно идти, – сказал Силантий. – Далече ли у вас выгон-то?

– Какое далече! Вот, сразу за околицей, рукой подать. Давай, Настя, яйцо. Зараз я туды и схожу, а ты тута беседуй и угощайтесь, я невдолге ворочусь! – С этими словами

Лаврушка надел полушубок, подпоясался саблей, взял поданное Настей яйцо, завернутое в тряпицу, н вышел из избы. Перешагнув порог, он сразу же погрузился в густую тьму: стояла уже глубокая ночь и небо было затянуто облаками. Однако через минуту глаза его немного освоились с темнотой, и он бодро зашагал по направлению к выгону.