Русь изначальная

– Тише молви, матушка, тише.

Арсинья возразила:

– Коли ты ход прочно забила, им не услышать. Плохо заделала, и без голоса найдут нас.

– Не знаю, матушка, – уже громче сказала молодая женщина и добавила: – Павно здесь тоже, живой.

Павно был сыном Арсиньи, но старуха не откликнулась, будто ей сказали о чужом.

– А где Ратибор мой? – спросила Млава.

– Руку дай…

Пальцы Арсиньи были холодны, как земля. Млава нашла губами лобик сына, влажный и теплый. Ребенок опять заснул. Млава слышала, как темнота дышала многими дыханиями. Придерживая малого Ратибора, другой рукой Млава нашла тельце еще одного ребенка, другое, третье, еще и еще. Малые дети, слабое семя погибшего рода, спали, перепутавшись, как колосья. Душа Анеи, наверное, видела их. Ведь это Анея сварила для малых сонный напиток из маковых головок. Таким отваром ведунья лечила от иных болезней. Человек забывался, исцеляясь во сне. Самым малым, грудным, дали выпить чуть-чуть. Ратибор опять проснулся, нашел материнскую грудь.

– Севинья где? – спросила темнота голосом Арсиньи.

– Матушка, не знаю, там она где-то осталась… – ответила Млава. Вспомнился запах горящих волос и затылок Севиньи с разрубленной шеей. Севинья была снохой Арсиньи, женой Павно.

– Полонили Севинью? – настаивала старуха. Видно, и в этой семье было больше близости между снохой и свекровью, чем между матерью и сыном.

– Нет, не взяли Севинью, она спряталась, верно, – уклонилась Млава.

Причмокнув, Ратибор отвалился. Тайник молчал, Арсинья и не вздохнула. Переждав что-то, она позвала:

– Млава, слышь?

– Слышу.

– Дончика возьми, покорми. Сюда. Руку дай. Эх ты, неловкая!..

Грудной Дончик был сыном Павно и Севиньи. Маленький сонно пососал, причмокнул, отвалился от груди.

– Павно целый? – только сейчас спросила мать про сына.

– Будто бы целый он…

– Заснул, стало быть, – заключила Арсинья.

И на Млаву навалилась удушающая сознание дрема. С ребенком у груди она уходила далеко-далеко. Не чужой Дончик, он родной, своей крови. Для детей, для рода Анея отослала Млаву жить, а сама осталась хазарам.

Гул, тяжелый, страшный, заставил женщину очнуться. С бревенчатой крыши тайника посыпалась земля.

– Что это?

– Дом упал, другому нечему быть, – ответил голос Павно. – Град наш они разоряют. Не любят они градов, – рассудительно объяснял Павно.

– Ох-хо-хо, – вздохнула Арсинья, – завалится все, мы не выбьемся. Некому будет и о косточках наших позаботиться, душам нашим послужить…

3

На поле-поляне погибшего рода Беляя воевода Всеслав нашел потерянных им хазар. Теперь не россичи – хазары не знали, где росское войско. Разведчики-слобожане высмотрели степняков. Пешие и конные одолели леса, поляны и засеки. Они были дома. Дома помогают и стены.

Никто не спросил воеводу, успел ли он спасти град Беляя. Что он сам об этом знал, оставалось в тайнах его души. В тех тайнах, в которые и сам их владелец умеет не заглядывать.

В последней четверти дня Всеслав своими глазами увидел град, разрушенный, подобный мертвому телу, с хазарами, похожими на хищных птиц. Такое на своей земле россичи видели при воеводе Гудое, тридцать два лета тому назад, так давно, что никто уже и не помнил. И если кто подумал о Гудое, то лишь один Всеслав.

Хазары заночевали в граде и около града, у высоких костров. Россичи ночевали в лесу, без огней, как звери в логове, в молчании, чтобы ничем не выдать своего присутствия. От поляны с хазарами лес охраняли Ратибор и другие родовичи Беляя, люди, знавшие каждое дерево.

С вечера Ратибору удалось поймать на тропе, ведущей к погосту, пятерых посыльных хазар. На допросе опять толмачил ромей Малх. После отступления за Рось Всеслав взял его в конные. Когда первого молчальника изрубили, четверо остальных, прося пощады, попытались говорить. Посещая для торговли проток из Меотийского болота[51] в Евксинский Понт, они чуть-чуть научились ромейскому наречию в Фанагории. Хан Эган-Саол, владыка, наследственный повелитель рода-гнезда, который ныне взял росский град, завтра пойдет брать другой. Можно было догадаться, что на очереди был град князь-старшины Колота. Куда были посланы изловленные хазары? Из поневоле сбивчивых объяснений удалось понять, что они направлялись к градам Горобоя и Келагаста. Там, толковали посыльные хазары, находится хан Шамоэл-Зарол. Росские грады малы и бедны. Ханы будут ходить порознь. Они торопятся, пока все росские не убежали в далекие леса, как убежало их войско.

Утром было тихо, по лесу стелился легкий туман, как бывает после сражений: души убитых не покидают места своей гибели, пока не совершится обряд погребения. Над ручьем, который рассекал поле-поляну, белый полог стоял стеной, скрывая погибший град.

По степному обычаю хазары пустили коней вольно, неспутанными, пастись в поле. Округ лес, коням уйти некуда, под копытами сытный корм созревающих хлебов.

В туманной дымке, среди многих сотен лошадей, незаметно появились полторы сотни слобожан. Широко развернувшись между станом хазар и полем, россичи без труда стронули с места пугливых степных лошадей, потеснили и начали сбивать в табун.