Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

Убивая в своей ставке князя Федора Юрьевича, Батый знал, что делал, – он был практически уверен в том, что князь Юрий впадет в ярость, потеряет осторожность и выступит с войском к нему навстречу. От Рязани до реки Воронеж достаточно далеко, и пока князь Федор ехал в ставку хана, а потом Апоница добирался обратно, прошел немалый срок, и все это время рязанский князь не сидел сложа руки, а собирал войска. Пришли дружины из Мурома, Пронска, отряды из Переяславля-Рязанского, Белгорода, Ростиславля, Ижеславца, Перевитска, по деревням и весям собиралось ополчение. Ратные люди со всей Рязанской земли сходились к столице княжества, Юрий Ингваревич вооружал всех, кого мог, но был в этом и серьезный изъян – собирая все силы в один кулак, он оставлял без защиты другие города княжества. Но тут вот и подоспела скорбная весть: « И плакал город весь много времени. И едва отдохнул князь от великого того плача и рыдания, стал собирать воинство свое и расставлять полки

». С человеческой точки зрения князя Юрия понять можно, но как государственного деятеля – нельзя. И дело даже не в том, плох или хорош был план его нападения на монголов, а в том, что, решив под влиянием эмоций выступить против Батыя только с рязанскими полками, он прямо нарушал договоренность с князем Георгием. Ведь в случае его поражения суздальская рать оставалась на территории Рязанского княжества один на один с монгольской ордой, а поскольку дружина князя Романа Коломенского не была достаточно велика, то появлялась реальная угроза того, что и великокняжеская рать обрекается на поражение. И что хуже всего, создавалась возможность того, что владимиро-суздальские дружины будут вступать в бой с монголами по частям – часть у Коломны под командованием Всеволода Георгиевича и воеводы Еремея Глебовича, а часть под командованием Великого князя, только где и когда, пока было неизвестно. Одним удачным ходом – убийством рязанского князя – Батый вынуждал русские войска вступать в бой поодиночке и в невыгодных условиях. Монгольский хан сделал все от него зависящее, чтобы облегчить жизнь своим полководцам, и теперь все дело было за ними – от того, как темники и нойоны распорядятся его подарком, зависел весь успех похода на Северо-Восточную Русь.

Ну а что касается князя Юрия, то он, очевидно, считал, что шансы на успех у него есть, но все зависит от того, как быстро он сможет напасть на врага. Вполне возможно, что именно Апоница рассказал князю о том, что монгольские тумены стоят отдельно друг от друга, и у Юрия Ингваревича возникла мысль разбить их поодиночке. Правда, вряд ли пестун Федора Юрьевича мог сообщить какие-либо сведения о точной численности монгольских войск, сам князь, который должен был постараться все это подробно выяснить, был убит, а потому Юрий Рязанский в какой-то степени действовал вслепую. Город плакал по князю Федору много времени, а вот его отец, одержимый жаждой мести, – нет, некогда ему было слезы долго лить, он даже не стал посылать за князем Романом в Коломну, поскольку хотел как можно быстрее ударить по монгольским станам. Но самое удивительное, что и Батый, который хоть и ожидал этого удара рязанских полков, оказался застигнут врасплох – настолько быстро и неожиданно все произошло. Трудно сказать, кто из князей поддержал это решение Юрия Ингваревича, а кто нет, известно нам одно – объединенные дружины Рязанской земли выступили против степняков. Нападать на монголов было решено в одном переходе от Рязани, используя условия местности и фактор внезапности, – трудно сказать, как поступил бы князь Юрий, если бы орда не встала на отдых на равнинной местности, к которой вплотную подходили леса. Но все складывалось так, как князь хотел, а потому первое столкновение между русскими полками и монголами зимой 1237 г. стало лишь вопросом времени.

* * *

Рязанская рать выступила из города под вечер – в последних отблесках вечерней зари из темного прохода в надвратной башне сплошным потоком изливались конные дружины и медленно двигались на юго-запад. Гордо реяли рязанские стяги, лес копий покачивался над растянувшейся колонной, ярким блеском вспыхивали в предзакатных лучах солнца панцири и шлемы дружинников. Следом за всадниками топала пешая рать – впереди, забросив за спину большие червленые щиты, шли закованные в кольчуги княжеские пешцы, а за ними двигалось ополчение, набранное по городам и весям Рязанской земли. В овчинных полушубках, вооруженные тяжелыми секирами, рогатинами и луками, мужики нестройно топали по дороге, и редко в их рядах мелькали шлем или кольчуга. Весь город высыпал на городские валы провожать воинство, и долго еще горожане всматривались вдаль, даже когда ночь окутала землю, они продолжали стоять на стенах, разгоняя ночной мрак светом сотен факелов.