Русь моя, жизнь моя…

Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянныйРешал все тот же я – мучительный вопрос,Когда в мой кабинет, огромный и туманный,Вошел тот джентльмен. За ним – лохматый пес.На кресло у огня уселся гость устало,И пес у ног его разлегся на ковер.Гость вежливо сказал: «Ужель еще вам мало?Пред Гением Судьбы пора смириться, сер».«Но в старости – возврат и юности, и жара…» —Так начал я… но он настойчиво прервал:«Она – все та ж: Линор безумного Эдгара.Возврата нет. – Еще? Теперь я все сказал».

И странно: жизнь была – восторгом, бурей, адом,А здесь – в вечерний час – с чужим наедине —Под этим деловым, давно спокойным взглядом,Представилась она гораздо проще мне…Тот джентльмен ушел. Но пес со мной бессменно.В час горький на меня уставит добрый взор,И лапу жесткую положит на колено,Как будто говорит: Пора смириться, сер.1912

«Есть игра: осторожно войти…»

Есть игра: осторожно войти,Чтоб вниманье людей усыпить;

И глазами добычу найти;И за ней незаметно следить.Как бы ни был нечуток и грубЧеловек, за которым следят, —Он почувствует пристальный взглядХоть в углах еле дрогнувших губ.А другой – точно сразу поймет:Вздрогнут плечи, рука у него;Обернется – и нет ничего;Между тем – беспокойство растет.Тем и страшен невидимый взгляд,Что его невозможно поймать;

Чуешь ты, но не можешь понять,Чьи глаза за тобою следят.Не корысть – не влюбленность, не месть;Так – игра, как игра у детей:И в собрании каждом людейЭти тайные сыщики есть.Ты и сам иногда не поймешь,Отчего так бывает порой,Что собою ты к людям придешь,А уйдешь от людей – не собой.Есть дурной и хороший есть глаз,Только лучше б ничей не следил:

Слишком много есть в каждом из насНеизвестных, играющих сил…О, тоска! Через тысячу летМы не сможем измерить души:Мы услышим полет всех планет,Громовые раскаты в тиши…А пока – в неизвестном живемИ не ведаем сил мы своих,И, как дети, играя с огнем,Обжигаем себя и других.1913

«Ну что же? Устало заломлены слабые руки…»