Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом

Село на берегу реки Либедь было построено по указу Владимира более трех десятков лет назад. Здесь он повелел жить жене Рогнеде-Гориславе с детьми, а сельцо назвал в честь их старшей дочери – Предславино. Не раз и не два прошелся Витим вокруг княжьих хором, ожидая ее пробуждения. Предслава томить гостя не стала, узнав о его прибытии, велела позвать к себе. Встретила его в светелке. Витим вошел, перекрестился на икону в правом переднем углу, обратил взор налево, поклонился хозяйке. Княжна сидела у окна, на низкой резной лавке, покрытой синим ромейским аксамитом, материей на Руси редкой.

– Здравствуй, спаситель. Давно тебя не видела. Видать, все в делах да заботах. – Предслава улыбнулась, отложила пяльце, встала.

Витим невольно залюбовался княжной: высока ростом, ладна станом, глаза зеленые, как у его тетки Таисии, с поволокой, брови соболиные, русые волосы по-девичьи сплетены в тугую косу. Красавица, каких мало. Если бы не жена Надежа, то многое бы отдал, чтобы быть с княжной рядом. На эту красоту много охотников было. Засылали к ней сватов знатные женихи от чехов, угров и даже Болеслав – великий князь Польши, сватался к ней, но княжна отвергла его и всех остальных, а отец Владимир принуждать не стал. Горда Предслава, вся в мать Рогнеду. Было время, когда своенравная дочь полоцкого владетеля Рогволода отказала новгородскому князю Владимиру, робичичу по матери, за что тот захватил Полоцк, изнасиловал княжну на глазах отца и двух братьев, а затем убил их, после чего сделал ее своей женой. Рогнеда долго не могла простить Владимиру смерти близких и даже пыталась его убить, за что князь хотел зарубить ее мечом, и если бы не малолетний первенец Изяслав, вставший на защиту матери, то не быть ей живой. Владимир сохранил княгине жизнь, но вскоре к ней охладел и заимел новую жену, сестру ромейских императоров Анну. Не хотел Витим, чтобы Предслава повторила судьбу матери. Ей бы мужа достойного, засиделась княжна в невестах, уж за тридцать годков шагнула.

– Садись, молви, с чем пожаловал. – Предслава указала на скамью.

Витим сел, повел рассказ о гибели Бориса и его воинов, о чудесном спасении Никиты и его возвращении в Киев. В конце сказал:

– Не иначе, один он из всей дружины Бориса выжил.

– Не один. – Предслава подошла к окну. – Вчера тайно явился ко мне Моисей Угрин, брат Георгия.

– Жив, значит, а Никита о нем спрашивал. Они ведь от Альты врозь бежали.

– Жив, поведал мне о злодействе, попросил на время убежища, хотел утром к другому брату, Ефрему, в Ростов идти, только я не позволила, у конюха его спрятала. Поначалу думала к Ярославу послать, но слаб он и болен, едва на ногах стоит.

– Ужель и его поранили?

– От оружия его господь уберег, а вот ногу он в ночи подвернул. Стопа опухла, куда ему в дальний путь. К тому же озноб у него, не то от простуды, не то от того, что собственными очами страшную смерть брата видел… Покойная моя матушка, Рогнеда, сказывала, что после убийства ее отца и братьев десяток дней слова вымолвить не могла… Плохо ему, гонец из него никудышный, а на других надежды мало. Ведомо мне стало, что подзиратели Святополка среди челяди моей имеются. Мало того, отозвал он из Предславина прежних, верных мне сторожей, а вместо них своих прислал. Что делать, не знаю.

Витим поднялся:

– Если доверишь, я поеду.

Предслава с благодарностью посмотрела на дружинника:

– Знала, что вызовешься. Сейчас и отправляйся.

Витим замялся:

– Сразу не могу, мне бы домой наведаться, в Киев, с родичами попрощаться, в дорогу нужное из одежи да припасов взять.

– Запамятовал, что люди Святополка с меня глаз не спускают, а ну как схватят тебя? Тогда что? Да и спешить надо, каждый день дорог. У меня ведь при братце Святополке тоже свои подзиратели есть, они донесли – князь против Глеба замышляет, и еще сообщили, что вскорости из Киева в град Новгород посольство отправляется. Кто знает, может, среди послов к Ярославу убийцы подосланы?

– Оно понятно, поеду.

– Ехать не таясь придется. Люди Святополка видели, как ты во двор въехал. Тайком тебе не выбраться.

– Ничего, бог не выдаст, медведь не съест. Только просить тебя буду: сообщи моим родичам, жене и тетке, передай, пусть говорят, что я к отцу и матери уехал, а Никите вели дома сидеть, пока утихнет, а по возможности пусть бежит в Новгород, Муром или в селище к деду Гремиславу.

– Не беспокойся, сделаю, как ты просишь, и в дорогу тебя соберу. К твоему коню еще заводного дам, снеди, оружие, какое пожелаешь. И вот еще… – Предслава села за стол, на котором в беспорядке расположились книга в серебряном окладе поверх кожаного переплета, малый светец, пергаментный свиток, береста, металлическое писало, перья, пузырьки с чернилами и киноварью. Княжна взяла писало, бересту, старательно начертала на нежной кожице буквы кириллицы: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса и за Глебом послал, берегись его очень». Бережно свернула письмо, обвязала тесемкой, положила в кожаный мешочек на гайтане. От стола подошла к ларям у стены, открыла один из них, вынула кошель с монетами, протянула Витиму.