Русалия

- Я с тобой, Святослав Игоревич, пойду, - он кивком указал себе за плечо и продолжил, то и дело перебегая глазами со Святослава на своего вожака и обратно. – И не только я. И Белоус пойдет, и Чура, и Вертодуб с Углешей, Слудый, Тешень, Хвалибог. Если жидовский ярем идет кому впрок, то не нам. И Братолюб говорил, что пойдет. Эй, Братяня, правду ли я говорю?

В самое короткое время дружина Еловита похудела втрикраты, и те, что вышли из нее, скоро были смыты величайшей ратью, словно дождевые капли могучим потоком Днепра. Почти нескрываемо злобным взором провожал тот бесконечный человеческий поток вятичевский князь, но что ему оставалось, ведь трое его дочерей, вопреки русскому Закону, были отданы им хазарским евреям в жены. Злобился князь. Ликовали уходящие от него по стезе своего долга еще недавно подначальные ему витязи. А прочие насельники этих краев что? Они, конечно, выдирались из своих приютных (или не слишком) гнезд, отрывались от привычных занятий, чтобы поглазеть на невиданную силу всерусского воинства, но лишь только гром копыт, топот ног и переголосица рогов начинали замирать где-то на краю обжитого ими пространства, как те тут же возвращались к обыденности бесконечного неиссякаемого тружничества, укреплению утомленной плоти пищей и радостям соитий.

Но это были вятичи, сродники; сколь сильно не покоробила бы русские принципы в их сознании хазарская ржа, всё душа их оставалась в сути своей изначальной. Иными складывались первые встречи с сувазами ⁵⁴⁹¹

, арису ⁵⁵⁰²

, а затем с буртасами и болгарами, чьи города и поселения еще ближе подступали к средоточию укрывшегося на зеленом Острове особого высокомерного естества, раскладывающего все окружающие его предметы на два сорта: съедобное и несъедобное. Воинственные обитатели войлочных домов, они зачастую самоотверженно обрушивались на головные или напротив – последние отряды идущих Святославовых ратей, подозревая русского князя в стремлении овладеть их засушливыми наследными просторами. Надо думать, утверждению таких предположений немало споспешествовали нередкие случаи, когда в ответ на отказ иных селений поделиться съестными припасами с проходящим мимо войском, а то и на вооруженные вылазки, войско это отвечало тем, что от оного сельбища не оставалось ни глиняного очага, ни живой пастушьей собаки.

Однако как скоро то или иное племя, тот или другой народ осознавали, что это огромное воинство, пешее, конное, идущее на лодьях по реке, шумящее, гремящее, рвущее тысячи глоток в леденящих кровь резких голосяницах, направляется воевать самый богатый (как о том доносил прослух) город, слишком многим представлявшийся бездонным вместилищем невероятных сокровищ, так недавние недоброхоты тут же переменялись на решительных приверженцев Святославова стремления, а то и горячих друзей. Кто-то, хорошенько прикормленный хазарскими пастырями, отстаивая верность давней скрепе, приносящей ему какие-то выгоды в обмен на благополучие и здоровье своего рода, вламывался в бессмысленные поединки. Но чем больше мужества, собранности и успеха выявляли за время некороткого пути своего русские витязи, тем реже возникали подобные недоразумения, тем чаще недавние ревнители хазарского своекорыстия вливали свои силы в лавину вызревшей воли тех народов, какие успели изведать, сколь забористо хазарское владычество.