Русалия

Солнце поднялось уже довольно высоко. Уходящую к небу даль легко всхолмленной, вымазанной там и здесь ржавчиной мертвой полыни, сопрягала с выцветающей от пламени лучей синью полоса струящегося воздуха. Сам подобен взыгравшему в безоблачном небе светилу, неутомимо разил врагов Святослав, собственным примером побуждая товарищей следовать княжескому долгу. На самые опасные препятствия, не зная страха, бросался он, и всякий раз почти без потерь прорывал их. Казалось, сам Род, Творец этого мира, берег его! Вот он выбрал себе очередного противника. Широколицый плечистый хазарин с тонким станом и мощными руками был щедро одарен ловкостью. Однако и достойнейший из бойцов не избавлен от оплошности. С радостным криком хазарин занес меч над своим шлемом, украшенным хвостом черной лисы, но в этот момент игреневый жеребец Святослава уязвил зубами шею коня хазарина, и тот, взбрыкнув, так тряхнул своего седока, что он разжал несущую смерть руку. Никакого другого оружия у него не оставалось, и хазарин тут же со звериной ловкостью скользнул из седла на землю. Направляемый духовным пылом, соединявшим его с противником, Святослав тут же оказался на земле. Хазарин не сумел поднять свой меч из-под копыт лошадей и накинулся на своего зложелателя с кулаками. Святослава защищала сплетенная из железных колец рубаха с разрезами по бокам. На хазарине был доспех из толстой кожи с нашитыми на него железными чешуями, прикрывавшими средоточия жизни. Так что для кулаков оставались только головы, впрочем тоже прикрытые железом. Они обменялись ударами, и Святославу удалось сшибить шлем с хазарина, который тут же, несмотря на заученную увертку, получил несколько столь существенных зуботычин, что вынужден был показать противнику пятки.

- Назад! Назад, говорю! – кричал бросившийся за ним Святослав, разъяренный битвой.

И, выхватив из-за пояса маленький топорик, запустил его вослед убегавшему. Топор вонзился в оголенный затылок и остановил беглеца.

В конном бою соскакивать из седла на землю, продолжать сражаться пеше и вновь взлетать в седло всегда было для русичей делом самым обыкновенным, оттого их кони были приучены в самых яростных сшибках оставаться на месте, дожидаясь своего седока. Вот вновь Святослав на своем жеребце. А рядом с ним Добрыня в разорванной на плече политой кровью кольчуге. И Могута – по пояс вовсе голый, мохнатый, что медведь. (Как ни требовал Святослав от своих воев, без доспеха на поле не выходить, жизнью своей зря не играть, многие ради особенной поворотливости да быстроты отказывались и от наручей, и от поножей, а порой и от самих нагрудников). Вот Православ – сын волхва, ушедший по дороге княжества. Тут Сокол, рассекавший противников, как березовые поленья. Там Чистосвет, чей упрямый лук всего несколько витязей в дружине могли натянуть. И Буря, воистину, исполненный свирепой отваги. И Светлан, одаренный невиданной ловкостью рук. Все, как один готовые в любой момент расстаться с драгоценной жизнью.

Как же было не любоваться князю на своих сотоварищей, видя, как, например, Снеульв, сын родовитого воителя из Невогорода, смертельным ударом сулицы повергает на землю целиком окованного железом гурганца в единственное открытое место – лицо, и тут же кричит другому железине все равно непонятные ему русские слова:

- Эй, жидовская подстилка! Иди, правдой померяемся!

Распаляясь не от смысла слов, но только от насмешливости выкриков Снеульва, железоковный наймит из Гургана с копьем наперевес ринулся на обидчика. Снеульв также, язвя своего коня острогами, устремился навстречу. Копье гурганца ударилось о полушаровидную с изображением солнца железную бляху на щите русского витязя, защищавшую его руку, и отскочило прочь, а разогнанные кони, влекомые задором своих хозяев, во всю свою звериную силу хрястнулись головами и повалились на землю, сбрасывая с себя наездников. Оба воина, имевшие, несомненно, безупречную выучку, тут же оказались на ногах, но железному гурганцу потребовалось на это чухотку больше времени. Той разницы оказалось довольно, чтобы Снеульв одним ударом сшиб шлем с головы гурганца, а другим – обезглавил его.