Русалия

Богомил и Словиша поклонились при входе, - им так же ответили наклонами.

- Воистину, почитание Рода – это добро, - приветствовал собравшихся Богомил, и за ним те же слова повторил Словиша.

- Воистину, что добро – то Род, что не добро – то не Род, - ответили им.

Тогда они омыли ноги в стоящей подле деревянной лохани и прошли под навес к очагу. Борич и Оргост немного подвинулись, освобождая место на циновках.

Какой бы торжественной и привлекательной не представлялась Словише та милая обстановка, в которой он, казалось бы, только и ощущал себя в безопасности, он ни на минуту не мог выпустить из головы ни светлую фигурку Добравы на фоне зыбкого серебра воды, ни щеголя-князя на таком же чванном, как и он сам, жеребце чубарой масти, ни любопытные звезды над провалившимся во тьму полем… Не ощущая ничего, кроме боли от распирающих его голову одних и тех же, но бесконечных в числе своем картин, он едва находил в себе силы повторять движения своего вожатого, чтобы не угодить в какую-нибудь нелепицу. (Осознание окружающего, казалось бы, только мгновенными просветами появлялось в нем: вот я иду, острые камешки подворачиваются под ноги… угол храма… свет впереди… надо повторить слова приветствия… вот я сижу перед жертвенником-очагом…)

Подвешенный высоко над огнем слабо кипел, распространяя округ сладковатые травяные запахи, маленький черный от копоти котелок. Множество всяческих крылатых козявок кружило у огня, в котором жизнь наиболее сумасбродных из них тут же и заканчивалась. Желто-горячие блики набрасывали на сосредоточенные лица волхвов подвижные огненные маски, подобные лику всемилостивого Хорса. А если оторвать взгляд от вьющегося пламени, увести его за пределы господства пульсирующего света и дать глазу свыкнуться с правилом ночи, то в небе, поначалу кажущемся угольно-черным, можно было разглядеть семь неутомимых светил созвездия Лося

³⁵⁴. И, казалось, именно оттуда, из звездного далека, а отнюдь не от земли, прилетает точно мерцающий пересвист перепелов…

- Воистину, все это – Род… - точно соединившись из поющего лоска звезд, быстрых огненных бликов, кружения маленьких острокрылых насекомых, большой ночи и блестящих глаз возникли слова. – Создавая себя, Род создал жизнь. Суть жизни – это земля. Суть земли – вода. Суть воды – растения. Суть растений – человек. Суть человека – речь. Суть речи – чистосердечное восхваление Рода.

Избор закончил говорить, Торчин плеснул в огонь зелейного масла, ярко вспыхнувшего и на минуту окутавшего пространство редким дымом с ярким смолистым запахом. И тотчас вступил голос Святоши:

- Как создал Богов досточтимый Род,

Так сметет он их ветром времени;

Как родится мир молодого дня,

Так уносит сон чувства спящего… - пел Святоша, не громозвучно, не страстно (совсем не так,

как пели сейчас где-нибудь неподалеку свои песни гуляющие, раззадоренные душистым пивом и вожделением, мужики и бабы), но вместе с тем пел он широко и с той отдачей красивого низкого голоса, которая одна способна быть проводником к истинной сущности благозвучий и значений слова.

- Как сметет Богов досточтимый Род,

Так создаст их вновь в час назначенный;

Как потерян мир для того, кто спит,

Так возникнет он в утре розово-ом.

Последний растянутый слог, переменивший за время своей жизни три ноты, растворился в треске углей жертвенника, - Торчин еще плеснул на них немного благовонного масла, и тогда вновь взговорил Избор, поднимая глаза и раскрывая ладони к отверстию в тесовой конической крыше, где меж клочками белесого дыма можно было разглядеть ночное небо:

- Воистину, милостивый Род, мы желаем видеть тебя во имя твоей власти.

- Наша любовь Сварогу, - поддержал его Торчин.

- Наша любовь Святовиту, - шепеляво продолжил старец Борич.

- 

Наша любовь Стрибогу, - блеснул красивыми глазами Оргост.

- Наша любовь Перуну, - продолжал Богомил.

- Наша любовь Хорсу, - сам не понимая как, вовремя и верно вставил Словиша.

- Наша любовь Матери-сырой-земле Макоши, - нараспев произнес Святоша.

- И наша любовь подземному Ящеру, каждый день проглатывающему светлую колесницу Хорса,

подобно тому, как великий и вездесущий Род в образе Ветра по истечении времен проглатывает всех Богов, сам непоедаемый, поедающий то, что не поедает никто, - замкнул круг Избор.